Лучшие стихотворения Осипа Мандельштама, ставшие вехами в его жизни

Жизнь поэта Осипа Мандельштама трагически оборвалась в сталинском ГУЛАГе

15 января 1891 года родился Осип Мандельштам, русский поэт с трагической судьбой. В его стихах, как в зеркале, отразились жизнь поэта и эпоха: гибель старой России, революция, страшное сталинское время. Вот самые пронзительные строки Мандельштама

Осип Мандельштам учился в Сорбонне, Гейдельбергском и Петербургском университетах, но так и не окончил ни одного из них. Молодой человек, увлеченный западноевропейской поэзией, познакомился с Анной Ахматовой, Николаем Гумилевым, Вячеславом Ивановым, Мариной Цветаевой. В 1911 году Мандельштам выпустил первый сборник своих стихов «Камень». По замыслу автора литературное слово – это камень, поэт – строитель, архитектор, который возводит прекрасные творения из слов. Стихи этого периода сочетают в себе глубину мысли и изящную легкость слога, отражают жизнь такой, какой ее видел поэт в последние спокойные для России годы.

Из книги "Камень"

***

Дано мне тело - что мне делать с ним,

Таким единым и таким моим?

За радость тихую дышать и жить

Кого, скажите, мне благодарить?

Я и садовник, я же и цветок,

В темнице мира я не одинок.

На стекла вечности уже легло

Мое дыхание, мое тепло.

Запечатлеется на нем узор,

Неузнаваемый с недавних пор.

Пускай мгновения стекает муть --

Узора милого не зачеркнуть.

1909 г.

Петербургские строфы

Н. Гумилеву

Над желтизной правительственных зданий

Кружилась долго мутная метель,

И правовед опять садится в сани,

Широким жестом запахнув шинель.

Зимуют пароходы. На припеке

Зажглось каюты толстое стекло.

Чудовищна, как броненосец в доке, —

Россия отдыхает тяжело.

А над Невой — посольства полумира,

Адмиралтейство, солнце, тишина!

И государства жесткая порфира,

Как власяница грубая, бедна.

Тяжка́ обуза северного сноба —

Онегина старинная тоска;

На площади Сената — вал сугроба,

Дымок костра и холодок штыка…

Черпа́ли воду ялики, и чайки

Морские посещали склад пеньки́,

Где, продавая сбитень или сайки,

Лишь оперны́е бродят мужики.

Летит в туман моторов вереница;

Самолюбивый, скромный пешеход —

Чудак Евгений — бедности стыдится,

Бензин вдыхает и судьбу клянет!

Январь 1913 г.

После революции и с началом гражданской войны Мандельштам скитается по России, но продолжает активно работать: печатается в газетах, служит в Наркомпросе, выступает перед публикой со стихами. Важной вехой в жизни поэта стало знакомство Надеждой Яковлевной Хазиной, будущей женой. В 1922 году в Берлине выходит книга стихотворений «Tristia» («Скорбные элегии»), а в 1923 сборник под названием «Вторая книга», которые он посвятил жене. В этих стихотворениях чувствуется горечь по утерянному прошлому, предчувствие грядущих трагедий. Поэзию этого периода отличают сложные ассоциации и парадоксальность.

Из книги "Tristia"

Сумерки свободы

Прославим, братья, сумерки свободы,

Великий сумеречный год!

В кипящие ночные воды

Опущен грузный лес тенет.

Восходишь ты в глухие годы,-

О, солнце, судия, народ.

Прославим роковое бремя,

Которое в слезах народный вождь берет.

Прославим власти сумрачное бремя,

Ее невыносимый гнет.

В ком сердце есть - тот должен слышать, время,

Как твой корабль ко дну идет…

1918 г.

***

Холодок щекочет темя,

И нельзя признаться вдруг,-

И меня срезает время,

Как скосило твой каблук.

Жизнь себя перемогает,

Понемногу тает звук,

Все чего-то не хватает,

Что-то вспомнить недосуг.

А ведь раньше лучше было,

И, пожалуй, не сравнишь,

Как ты прежде шелестила,

Кровь, как нынче шелестишь.

Видно, даром не проходит

Шевеленье этих губ,

И вершина колобродит,

Обреченная на сруб.

1922 г.

Из сборника "Вторая книга"

***

Нет, никогда, ничей я не был современник,

Мне не с руки почет такой.

О, как противен мне какой-то соименник,

То был не я, то был другой.

Два сонных яблока у века-властелина

И глиняный прекрасный рот,

Но к млеющей руке стареющего сына

Он, умирая, припадет.

Я с веком поднимал болезненные веки -

Два сонных яблока больших,

И мне гремучие рассказывали реки

Ход воспаленных тяжб людских.

Сто лет тому назад подушками белела

Складная легкая постель,

И странно вытянулось глиняное тело,-

Кончался века первый хмель.

Среди скрипучего похода мирового -

Какая легкая кровать!

Ну что же, если нам не выковать другого,

Давайте с веком вековать.

И в жаркой комнате, в кибитке и в палатке

Век умирает, - а потом

Два сонных яблока на роговой облатке

Сияют перистым огнем.

1924 г.

С 1925 по 1930 год поэт замолкает. Тучи над Мандельштамом начинают сгущаться. Теперь он работает над прозой, а на жизнь зарабатывает поэтическими переводами. За опального поэта хлопочет Николай Бухарин, которому удается устроить для него командировку по Армении и Грузии. После этого путешествия Осип Мандельштам возвращается к написанию стихов. Но его поэтические искания не были оценены советской критикой – в центральных газетах выходят разгромные рецензии, что в то время было равносильно приговору. Горечь обиды, предчувствие скорой беды читаются между строк в лучших стихотворениях этого периода.

Ленинград

Я вернулся в мой город, знакомый до слез,

До прожилок, до детских припухлых желез.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей

Рыбий жир ленинградских речных фонарей,

Узнавай же скорее декабрьский денек,

Где к зловещему дегтю подмешан желток.

Петербург! я еще не хочу умирать!

У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня еще есть адреса,

По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице черной живу, и в висок

Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролет жду гостей дорогих,

Шевеля кандалами цепочек дверных.

Декабрь 1930 г.

***

Я пью за военные астры, за все, чем корили меня,

За барскую шубу, за астму, за желчь петербургского дня.

За музыку сосен савойских, Полей Елисейских бензин,

За розу в кабине рольс-ройса и масло парижских картин.

Я пью за бискайские волны, за сливок альпийских кувшин,

За рыжую спесь англичанок и дальних колоний хинин.

Я пью, но ещё не придумал — из двух выбираю одно:

Веселое асти-спуманте иль папского замка вино.

11 апреля 1931 г.

А это стихотворение-эпиграмма на Отца народов стало для Мандельштама приговором. Услышав его, друг поэта, Борис Пастернак воскликнул: «Это не литературный факт, но акт самоубийства, который я не одобряю и в котором не хочу принимать участия. Вы мне ничего не читали, я ничего не слышал, и прошу вас не читать их никому другому».

***

Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца,

Там припомнят кремлёвского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,

А слова, как пудовые гири, верны,

Тараканьи смеются усища,

И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей.

Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,

Он один лишь бабачит и тычет,

Как подкову, кует за указом указ:

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него - то малина

И широкая грудь осетина.

Ноябрь 1933 г.

После роковой эпиграммы жизнь поэта стремительно катится под откос. В мае 1934 года Мандельштама по доносу арестовывают и отправляют в ссылку в Пермский край, где он пытается свести счеты с жизнью. Его опять спасает Бухарин – поэту меняю место ссылки на Воронеж. Здесь Мандельштам напишет свои последние, самые зрелые стихи, наполненные чувством обреченности и глубокими философскими мыслями. «Воронежские тетради», изданные через многие годы после смерти поэта и чудом сохранившиеся, станут вершиной его творчества.

Из сборника "Воронежские тетради"

***

Еще не умер ты, еще ты не один,

Покуда с нищенкой-подругой

Ты наслаждаешься величием равнин

И мглой, и холодом, и вьюгой.

В роскошной бедности, в могучей нищете

Живи спокоен и утешен.

Благословенны дни и ночи те,

И сладкогласный труд безгрешен.

Несчастлив тот, кого, как тень его,

Пугает лай и ветер косит,

И беден тот, кто сам полуживой

У тени милостыню просит.

15 - 16 января 1937 г.

* * *

За гремучую доблесть грядущих веков,

За высокое племя людей

Я лишился и чаши на пире отцов,

И веселья, и чести своей.

Мне на плечи кидается век-волкодав,

Но не волк я по крови своей,

Запихай меня лучше, как шапку, в рукав

Жаркой шубы сибирских степей.

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,

Ни кровавых кровей в колесе,

Чтоб сияли всю ночь голубые песцы

Мне в своей первобытной красе,

Уведи меня в ночь, где течет Енисей

И сосна до звезды достает,

Потому что не волк я по крови своей

И меня только равный убьет.

конец 1935 г.

В 1937 году был арестован Николай Бухарин, покровительствовавший поэту. А в мае 1938 арестовали самого Мандельштама. Поэт был отправлен по этапу на Дальний Восток. Добравшись до пересыльного лагеря Владперпункт, 27 декабря 1938 года Осип Мандельштам умер от сыпного тифа и был захоронен в лагерной братской могиле, местонахождение которой до сих пор неизвестно.