Старые 5-этажки ломают кости и личную жизнь москвичей

Кажется, я поняла, почему в старинных питерских особняках народ сплошь умирал от чахотки. Просто старые дома не любят, когда в них кто-то живет, и сами начинают выгонять из себя человека. Постройки эти настолько доисторические, что полы и лестничные пролеты в них шатаются, будто идешь по зыбкому плоту. Каждую секунду на голову может свалиться «клад» со старого чердака. Однажды из такого дома человек пошел в исполком, разобраться по поводу света. Ему там сказали: «Что вы нам тут сочиняете? Ваш дом в 41-м году разбомбили! Его нет на плане города!» «Все жильцы этого дома умрут!» Дом № 35 по Большой Спасской стоит в Москве с 1910 года. Здесь исторически живут строители, которым давали квартиры от РСУ. В подъездах вонь сшибает с ног, как будто здесь кто-то умер. Это смердит подвал, затопленный водой. Жильцы обоих подъездов уверены, что это очень страшное место, и дом за что-то мстит людям. Анна Михайловна Гончарова: - Я здесь все время болею. То сердце, то давление. Ни одного дня хорошо себя не чувствовала. А вот уезжаю в отпуск - все в порядке, здоровая хожу. Здесь не растут цветы. Их сажают - они начинают вянуть. Подаренные хозяйкам квартир букеты тут же осыпаются. - Наши дети все больные, - говорит Татьяна Марочкина, - у них у всех у кого сердце, у кого астма. Это женщин пугало, и они решили вызвать экстрасенса. Тот прошелся по квартирам с магическим крюком, изучил ауру и выдал: - Вы все скоро умрете. Здесь очень много черноты. Уезжать отсюда надо. У всех, кто здесь живет, будут болеть три места. Сердце, голова и кости. У Анны Михайловны есть дочь, семилетняя Катюшка. Девочка вдруг ни с того ни с сего стала падать. В год у малышки по два перелома. 6 лет назад 13-летний Рома Павленко из 2-го подъезда тоже упал на ровном месте и поцарапал коленку. И слег. Лежал, не поднимаясь, три года. За это время отец и мать мальчика поседели. Врачи разводили руками, диагноз не могли поставить и выписывали лекарства наобум. Ничего не помогало, даже таблетки за 600 долларов. Тогда позвали бабулю-целительницу. Та объявила: - Вам здесь жить нельзя. Что-то в вашей квартире неладное творится. Тут кости становятся слабыми, а раны не заживают. Родители переехали в Бутово. Там мальчик встал на ноги. Комнаты-чуланы Столетний дом 36 по Красной Пресне - бывшее общежитие овощной базы. В коридорах валяются детские коляски шинами вверх. Вереницами стоят капканы: объявлена массированная охота на мышей. В бывшей Ленинской комнате на сцене сейчас сушатся постирушки и дети мелом расписывают стены. С шести вечера до полуночи в обоих концах коридора выстраиваются две внушительные очереди. Уставшие люди хотят попасть в туалет и душ. Матери часами не могут вынести детские горшки из тесных закутков, приходится ждать глубокой ночи. Детей купают раз в две недели, потому что в душе холодно, как на улице. От малейшего движения пол ходит ходуном. Из объеденной грибком лестницы вывалились куски. То тут, то там потолки поддерживают листы железа и деревянные подпорки. Жилье Люды Рябыниной. 18-летней приехала она в Москву из Донецкой области разбирать картошку и прожила здесь всю жизнь. В этом десятиметровом «чуланчике» с облезлыми обоями живут четверо: старушка тетя Катя, дочь Людмила, 13-летний сын Ян и своенравный сиамский кот Маркиз. В этих условиях даже природа кота такой породы дала сбой. Маркиз - запуганное, настороженно вынюхивающее воздух существо. Кажется, здесь тесно даже электрическим шнурам - они клубком сплелись на полу. На узкой кровати спят все вместе. Кровати на всех не хватает - с края она «достроена» табуретами. Трехлитровые консервные банки подпирают ветхий шкаф. На одном метре здесь ютится игрушка мальчика, духи мамы, калоши бабушки и миска с завтраком Маркиза. Развалины плодят матерей-одиночек Дети из этих домов многое потеряли с рождения. Их не берут в хорошие школы. У них непонятное будущее. Подрастающие дети стесняются приглашать в гости одноклассников, а их мамы - кавалеров. Вот худенькая 26-летняя Света в ночной сорочке тщетно терзает телефон на общей кухне на фоне трех бурлящих кастрюль. У Светы маленький сын Женечка с рахитичными ножками, а у Женечки всего одна игрушка - облезлый волк, перешедший по наследству от выросших соседкиных детей. Женька - дитя несчастливое. Сначала от него, еще неродившегося, отказался приходящий папик. Потом - Светкины родители, которым Света пыталась отвезти «ублюдка» в деревню на свежий воздух. Заскандалил и нынешний Светин любимый. Ребенок, как тот попугай в клетке, всему мешал. Сейчас Света нервно звонит - сообщить своему, что соседка согласилась посидеть с ребенком до ближайшего сериала. Но любимый почему-то упирается. Оно понятно, к женщине с таким безнадежным голосом никто не приедет. Ванна-убийца Мы сидим на кухне в доме 80/2 на Садовнической (бывшее общежитие камвольного комбината), а Борис Львович Королев рассказывает, как чуть не принял смерть от ванны. Соседка из верхней квартиры, озверев от холодной воды, решила установить на кухне железную посудину. Вода подогрелась, ветхое перекрытие «подтаяло», и огромная бетонная глыба рухнула сверху на стол, за которым за секунду до этого сидел Борис Львович да вдруг встал хлеба отрезать. А в правом секторе этого дома однажды рухнули бетонные столбы фундамента, и дом «повело». В 4-м подъезде обитает Саша, у которого дыра в стене, и можно из квартиры увидеть улицу. У Бориса Ивановича Курбатова с пятого этажа дома на Красной Пресне в спальне лежит тонна земли. - Я уже ко сну шел, пригрелся под одеялом. И тут на лицо стала падать земля. Ну, думаю, приснилось. Мусор дальше сыплется. Пошел свет включать - нету (к этому времени разорвалась проводка. - Авт.). Пошел смотреть у соседей. У них светло. Возвращаюсь - грохот. Несколько бревен рухнуло и земля. Там, где кровать стояла, - могила насыпана. Случилось это зимой, но могилу свою комнатную Борис Иванович не выносит: бережет для телевизионщиков, если те приедут. Для них же и свечек накупил. Ну и для себя тоже: он же теперь без света живет. Плита-факир Когда Татьяна Михайловна вселялась в коммуналку на Большой Спасской, на полу лежали остатки двух рухнувших плит. «Ничего, скоро дадим вам другое жилье». С тех пор прошло 14 лет. Татьяна Михайловна больше всего боится проводки и газовой плиты. Проводка зловеще гудит и неожиданно загорается. Две недели назад, например, раздался страшный треск, и квартира загорелась в мгновение. Теперь полкоридора в 21-й квартире стоит обугленным. То и дело вспыхивает газовая плита. Огонь из нее, как из плохой зажигалки, вырывается на метр вверх. Газовщик сказал, что трубки, подходящие к конфоркам, совсем сгнили и газ накапливается как захочет. Но такого оборудования уже не делают. И что делать, неизвестно. «Мы можем под этим домом остаться» Во всех старых домах неистребим запах ветхости, разлагающейся жизни, плесени и грибка. Какие-то кладбища дерева и камня. А на кладбищах жить нельзя. Ремонту старые дома не подлежат, заверили нас строители. Обои здесь тут же отклеиваются, а штукатурка начинает сыпаться. - Мы боимся, что наш дом пополам сложится, - говорит бывший строитель Елена Козлова. - Приходила комиссия из проектного института. Фундамент посмотрела, крышу. И сказала, что не сегодня-завтра мы под этим домом останемся. Кроме постоянных жильцов, в этих домах есть еще много обитателей. Например, бомжи, живущие в подъездах. Особенно на Большой Спасской - туда эта публика приходит отдыхать после поборов у трех вокзалов. Бывает, дверь наружу не открывается, потому что на твоей лестничной клетке вповалку спят неопрятные существа. Бомжи там же занимаются любовью, и жильцы не знают, как уберечь от этого зрелища детей. Однажды на местный чердак забралась рожать беременная бомжиха. Но есть еще «братья меньшие». С первыми холодами стада серых хищников бегут в разваленные дома, прятаться от холода. Даже они понимают, что эти люди беззащитны. Но люди сопротивляются, как могут. На кухне в целлофане наготове стоит килограмм крысиного яда. На 1-м этаже водятся муравьи, блохи и тараканы исполинских размеров. Крысы забираются из подполья в разбитые квартиры. - В новые дома эти твари не полезут, - говорят жители. - Им там места нету. У нас-то между этажами пространство. Так и слышишь ночью, как сотни лапок над твоей головой бегают. А когда у Гончаровых потолок в туалете обрушился (представляете, Катюшка только за собой дверь закрыла!), оттуда старинные граненые бутылки посыпались. С прошлого века стояли! Осатанев от воды, испаряющейся от гнилых труб в подвале, осенью проснулись комары, залегшие было в спячку. Сейчас все в этом доме ходят с красными опухшими лицами, как от заразной болезни. Учителя испугались и попросили детей из 35-го дома не ходить в школу, «пока не вылечатся». Крысиные клещи - особая история. Обнаружив у себя в квартирах непонятных тварей, жильцы наловили их в банку и повезли в санэпидемстанцию. Там ужаснулись и сказали, что все это очень опасно. - Этих гадов отрава уже давно не берет, - плачется Лена из второго подъезда. - Они к ней привыкли, и крысы, и блохи! Нехорошие квартиры - Знаете, почему в старых домах очень плохая атмосфера? - философствует хрупкая Наташа, приехавшая к тетке из Киева поступать во ВГИК. - Потому что они хранят на себе след предыдущих жильцов. Стены, как губки, накапливают все скандалы, раздоры, когда-либо происходившие под этой крышей. То же самое говорит и блондинка Света с большеглазым сыном Арсеном на руках. Втроем живут на 10 квадратных метрах. Мальчику хочется порезвиться, и как только он это делает, сразу же набивает огромную шишку. - Куда бы ни отселили, хуже не будет. Лучше квартира в Бутове, чем развалины в центре, - уверена Света. Но мы нашли единственное существо, не желающее выезжать из этих домов. Это слоноподобный кот Мурзик. - Вот ему переезжать не захочется, - грустят хозяева, - он же тут 9 лет прожил. Он тут все-таки каждую мышку знает! Лариса ВАСИЛЬЕВА. ВЗГЛЯД С 6-го ЭТАЖА По мотивам «Когда деревья были большими...» Точно помню: никогда не мечтал переехать из своей чудесной деревянной двухэтажки в Голиковском переулке. С одной стороны - Пятницкая, с другой - Большая Ордынка. «Центрее» - только Кремль! Пробежав через арку, я оказывался на распутье. Налево пойдешь - Дом Островского с, как тогда мне казалось, огромным парком (друзья, игры, рваная и испачканная одежда). Направо - Красная площадь (чинная прогулка с осознанием величия Родины). Прямо - Третьяковская галерея (отправляясь бродить по замоскворецким переулкам, мы ее обычно оставляли в стороне). Наш домик считался коммунальной квартирой. На первом этаже жила семья Голубевых, на втором мы, Черныхи. Деревянная лесенка с широкими перилами неповторимо пахла кошками. Она вела в чудеснейшие сени с маленьким окном. Именно здесь начинались тайны. Еще одна лесенка - поуже - на чердак. Всего опасающиеся родители меня туда не пускали - мало ли что. Малюсенькая дверка вела в чулан. Родители считали, что там нет ничего интересного, и тоже не пускали. Но как захватывало дух, когда удавалось туда пробраться! Андрюха с Малого Толмачевского, Мишка с Новокузнецкой, первая любовь Оля Трушина, булочная, в которую меня впервые отпустили без сопровождения, сквер около кинотеатра «Ударник», детский сад с колоннами, 578-я школа с музеем от шефов (нас опекала целая Кантемировская дивизия)... Родители устали от отсутствия горячей воды и ванны. Поэтому в Олимпийскую деревню переехали торжественно и с явным облегчением. Но уже через месяц, намучившись в муниципальном транспорте, затосковали по родным местам. Там все было рядом. Там можно было не ходить в театры-музеи, потому что твердо знали, что сходить в эти заведения мы можем в любой момент. Там можно было выгуливать гостей с таким видом, будто сам это построил. ...А потом я вернулся из армии. Дом снесли и разбили на его месте газон. Детский сад стал Домом-музеем Пластова. Школа превратилась в СПТУ № 17. Мишка уехал в Израиль. Андрюха сгинул на окраинах города. Да и парк около Дома Островского теперь какой-то маленький. Сергей ЧЕРНЫХ.