В России появится лингвистическая полиция

Если бы Александр Сергеевич узнал, как мы сейчас говорим и пишем, в гробу бы перевернулся!

Фото: Алексей БУЛАТОВ

Шевцова:

- Мы будем говорить о русском языке, о том, что мы с вами слышим, когда включаем телевизор или радио. Начнем с того, что ассоциация учителей литературы и русского языка предложила создать лингвистическую полицию, которая будет защищать русский язык от обилия иностранных заимствований. Сегодня у нас в гостях человек, который к этой инициативе имеет непосредственное отношение. Член Совета по русскому языку при Президенте Российской Федерации Роман Дощинский. Я перечислю все регалии и звания. Член Общественной палаты, председатель исполкома Общероссийской общественной организации «Ассоциация учителей литературы и русского языка».

Давайте мы попробуем разобраться, зачем нужна лингвистическая полиция. Мы без нее жили, у нас были законы, которые регламентируют наличие ненормативной лексики, в том числе и в эфире. И вы предлагаете сейчас что-то поменять. Что и зачем?

Дощинский:

- Это образное выражение. Вовсе не полиция, а компетентный орган, который будет в Российской Федерации ответственен за нормирование русского языка. К сожалению, сегодня в Законе о государственном языке такого компетентного органа не прописано. Когда-то это был Институт русского языка им. Виктора Владимировича Виноградова в структуре Российской академии наук. Но поскольку сегодня в Российской академии наук происходят различные процессы реформирования, новая структура, еще никому непонятная, поэтому на сегодняшний день у нас все издательства могут выпускать словари, справочники, связанные с русским языком. В этих словарях и справочниках может быть по-разному проставлено ударение, и вообще разные нормы могут содержаться. Эта инициатива исходит от учителей русского языка и литературы, которые хотят знать, как правильно, для того чтобы это транслировать нашим ученикам, для того чтобы правильно потом спрашивать, контролировать и каким-то образом проверять.

Шевцова:

- У журналистов есть Роскомнадзор, который следит за соблюдением законодательства. У нас действуют правила, мы не употребляем никакую лексику ненормативную, если что – суд, тюрьма, Сибирь, нас привлекают к ответственности, штрафуют, а то и закрывают. Вы сейчас пытаетесь кого и к чему привлечь, я пытаюсь сообразить.

Дощинский:

- Никого и ни к чему не привлечь. Я хочу, чтобы государство в лице правительства Российской Федерации или какой-то другой структуры взяло на себя ответственность за то, чтобы справочники, словари, которые выходят, содержали одну норму, для того чтобы ориентироваться учителям русского языка и литературы. Это наш главный контингент, с которым мы работаем, - учителя русского языка и литературы. И для того чтобы они поняли, что носков, например, это норма, а не носок. Или звОнит – это неправильно, а правильно звонИт. То есть мы хотим получить кодификатор, если так можно выразиться. Мы хотим получить информацию из одного источника, для того чтобы нам сказали: вот этот справочник, этот словарь является академическим, утвержденным на какой-то период времени. Сегодня мы, учителя русского языка и литературы, оказываемся в ситуации, когда мы теряемся в догадках, что является нормой, что является кодом, что является правильным, а что является неправильным.

Вот что подразумевалось под понятием лингвистическая полиция. Это вполне естественное явление для европейских стран. Мы знаем, что наряду с процессами глобализации происходят процессы и национализации в том числе. Мы знаем, что в Эстонии, например, в Латвии действуют языковые инспекции, во Франции есть закон Тубона, и контроль за его исполнением вменяется в обязанности определенного государственного учреждения. У нас в России сегодня нет такого учреждения и такого органа.

Шевцова:

- То, что вы сейчас говорите, это все правильно, и касается это больше учителей и специалистов. Я пытаюсь понять, как нам, обычным людям, применить это к себе. Я понимаю, что мне нельзя материться в эфире, за это мне будет наказание. Вы сейчас хотите еще, насколько я понимаю, разобраться с заимствованными словами. Вас и ваших коллег раздражает, что очень много в русском языке сейчас заимствованных слов.

Дощинский:

- Если лингвистически подходить к этой теме, есть заимствованные слова и есть варваризмы. Вот варваризмы это те слова, которые врываются в язык внезапно, нежданно-негаданно и разрушают определенные естественные процессы в языке.

Шевцова:

- Давайте примеры приведем.

Дощинский:

- О’кей, супер, респект, селфи.

Шевцова:

- На что нам поменять супер?

Дощинский:

- Есть прекрасные слова – замечательно, хорошо. Синонимический ряд в объеме 50 слов будет к этим словам – замечательно, прекрасно, удивительно. И если мы говорим о том, что это варваризмы, мы подразумеваем, что эти слова не просто проникают как лексические единицы в наш язык, они еще привносят и грамматику чужого для нас языка. Что имеется в виду? Мы знаем, что английский язык, например, это язык аналитического толка, роль окончаний, роль каких-то других морфем минимальна. Слова, существительные не склоняются, глаголы не спрягаются по тем законам, которые есть в русском языке. И когда мы с вами берем слова «супер» и «о’кей», вы понимаете, что слово «супер» мы практически не меняем, мы его оставляем неизменным. То есть оно не склоняемое в русском языке. Значит, закон грамматики чужого нам языка постепенно проникает в русский язык.

Шевцова:

- Я-то это переживу, наверное. Я хотела наших слушателей спросить, какие иностранные слова вас раздражают. Как вы считаете, нужно на государственном уровне вмешаться в язык и каким-то образом регламентировать, в том числе и СМИ, или пусть живет, как живет? В конце концов, есть ученые, которые этим занимаются, есть преподаватели, которые учат детей. Будут хорошо учить – будут нормально говорить по-русски дети, будут плохо учить – будут тогда и селфи, и о’кей, и прочие супер.

Я предлагаю послушать небольшую справку, которую мы для вас подготовили. Потому что заимствованных слов у нас действительно очень много, какие-то для нас непривычны, какие-то, может быть, уже в обиходе. Мы подготовили справку про те самые заимствованные слова.

«В Х веке Киевская Русь приняла христианство от греков. В связи с этим в обиход вошло много греческих слов, например, алтарь, патриарх, демон, икона. С XIII по XV века Древняя Русь находилась под монголо-татарским игом. Стали употребляться такие слова, как башмак, каблук, шаровары, лапша и хан. В период преобразования Петра I особенно много пришло в русский язык слов из голландского, немецкого, английского и французского. Это плац, мундир, ландшафт, суфлер, буфет, люстра, абажур и другие. Со временем появилась необходимость упрощать слова. Так появились слова импорт, экспорт вместо русских ввоз и вывоз, снайпер - вместо меткий стрелок, шлягер – вместо модная песня.

В 90-е годы приток заимствований в русский язык сильно увеличился, что было связано с изменениями в сфере политической жизни, экономики, культуры и нравственной ориентации общества. В обиход вошли: компьютеры, пейджеры, факсы и модемы. В культурную сферу вторглись: бестселлеры, вестерны, триллеры, хиты, шоумены. Выпить смузи на автопати под лаундж теперь стало привычным делом».

Шевцова:

- А каким синонимом можно заменить лаундж (музыкальный стиль)?

Дощинский:

- Есть экзотизмы так называемые, слова, которые практически незаменимы. Например, наша матрешка. Вряд ли кому-то за рубежом придет в голову по-английски называть матрешку. То есть экзотизмы это слова, которые не имеют эквивалентов. Это имена собственные. Ну как «Макдональдс», «Адидас» и т.д. можно заменить?

Шевцова:

- Это название компании.

Дощинский:

- Хотя в «Макдональдсе» поменяли латинское изображение, латинское представление этого слова на вполне себе русскую, кириллическую азбуку. И «Макдональдс» в центре Москвы, на Тверской пишется кириллическими буквами. Это тоже шаг. И здесь мы должны поблагодарить эту компанию. «Адидас». Я не знаю, есть ли какие-то препятствия для того, чтобы «Адидас» написать, допустим, латиницей, рядом написать «Адидас» аллитерацией, то есть передать русскими буквами, как это произносится в иностранном языке. А далее, если это переводится, вполне себе третий вариант передать. «Адидас» никак не переводится.

Шевцова:

- Еще нужно название компании, мало того что по-русски писать, так еще и переводить на русский?

Дошинский:

- Ну «Макдональдс» перевели, хотя бы аллитеративно.

Шевцова:

- Я не вижу в этом смысла. Я себе сразу представила какую-нибудь центральную улицу, Третьяковский проезд, где Cartier будет написано по-русски, какие-нибудь Rolls-Royce и прочие дорогие бренды.

Дощинский:

- Я не понимаю, в чем, например, загвоздка СПА-салон, когда у нас SPA пишется латиницей, дальше ставится дефис и дальше слово «салон» передается кириллицей. Почему SPA было передано латиницей, с какой целью? Никто не требует, мы все уже привыкли: SPA – отдых, расслабление, и вряд ли баней или салоном это можно назвать.

Шевцова:

- По поводу SPA. Я попросила найти синоним для лаундж. И попросила найти синоним для слово SPA. Я представила, если будет написано: физиотерапевтический салон, - кто туда пойдет?

Дощинский:

- Давайте хотя бы начнем с элементарного. С того, что все слова, которые в публичном пространстве присутствуют, названия кафе, названия наших ресторанов… С брендовыми марками есть некоторые вопросы, но я думаю, что если «Макдональдс» урегулировал этот вопрос, значит, и с другими компаниями тоже можно урегулировать этот вопрос.

Шевцова:

- Я предлагаю звонок принять.

- Здравствуйте. Меня зовут Евгений, я из Москвы. Я соглашусь с Романом Анатольевичем. Меня лично раздражает. Он, может быть, скромничает – в отношении учителей только. Мое мнение, как раз надо начинать с вас, журналистов, которые в эфире произносят разные слова, которые, на мой взгляд, нет необходимости произносить.

Шевцова:

- Например?

Евгений:

- Например, месседж. У меня такое впечатление, чтобы показать свою какую-то исключительность, что они такие грамотные. Нет необходимости. Я считаю, надо с журналистов начинать. Другие люди, школьники, когда слушают, они думают: раз так говорят, значит, это хорошо, так и надо.

Шевцова:

- Я растерялась, потому что хотела сказать, что можете присылать сообщения в наш WhatsApp. Потому что так называется мессенджер, с которым мы работаем. Куда от этого денешься? Найдите мне синоним WhatsApp и этому самому мессенджеру. Если мы отказываемся от таких слов, о’кей…

Дощинский:

- Вот тот комитет, который создан во Франции (кто-то называет это тайной лингвистической полицией, на самом деле там ничего тайного точно нет), они придумывают эти эквиваленты. У нас лингвисты как-то отстранились от решения насущных практических вопросов и считают, что они только изучают закономерности языка и не вмешиваются в реальную жизнь языка, потому что считают, что не надо вмешиваться, язык сам по себе будет развиваться. Такое мнение есть, что язык сам выживет, он великий у нас, могучий, о нем заботиться не надо, беречь его не надо. Мы так же и о природе долго думали, что человек, вмешавшись в естественный ход жизни природы, потом устраняется и природа сама со всем справляется. С языком может происходить то же самое. Хотя я понимаю, что есть язык, есть речь. И все, что мы сегодня с вами говорим, это связано больше с речью. Язык пока это в меньшей степени затрагивает, хотя те суффиксальные и префиксальные образования, которые сегодня есть, они тоже разрушают… Инговые окончания. Мы уже придумываем слово «объегоринг».

Шевцова:

- По-моему, весело. Давайте услышим человека, который вам возразит. У нас в эфире главный редактор портала «Грамота.ру» Владимир Пахомов.

Пахомов:

- Мне эта идея не очень нравится. Меня вообще удивляет, огорчает, возмущает даже, что у нас, когда возникают какие-то разговоры о языке, какие-то акции предлагаются, связанные с языком, они почему-то очень часто носят характер каких-то карательных акций – лингвистическая полиция, какие-то запреты, штрафы, ограничения, недопущения и т.д. Почему-то не предлагается, например, максимально просвещать. То есть не запрещать и ограничивать, а просвещать. Мне бы гораздо больше по душе были бы другие предложения. Например, об издании словарей миллионными тиражами, как это раньше когда-то было в советское время, в прайм-тайм по телевидению трансляции публичных лекций лингвистов. Вот такие инициативы, с позитивной коннотацией, направленные на просвещение, на популяризацию знаний о языке, мне они были бы гораздо ближе, чем какие-то карательно-запретительные механизмы.

Шевцова:

- Владимир Пахомов сказал слово, которое многим может быть неприятно, - прайм-тайм. Как прайм-тайм можем заменить?

Дощинский:

- Это должны лингвисты задуматься, это должно быть коллегиальное решение.

Шевцова:

- Слушайте, лингвисты сойдут с ума, если будут придумывать какое-то дополнительное определение или синоним. И потом еще объяснять это людям. Зачем это нужно? Мне кажется, это просто пустая работа.

Дощинский:

- Владимир Пахомов сказал очень правильную вещь. Действительно, термин «лингвистическая полиция» неудачный, здесь я соглашусь. Речь не о карательных каких-то, штрафных санкциях и т.д. Речь идет о том, что давайте все мы задумаемся над тем, что происходит с нашим языком. И вообще, может быть, с ним ничего не происходит. Но для этого должны быть просветительские передачи, должна быть «АБВГДейка» не в то время, в которое она сегодня идет…

Шевцова:

- А она идет?

Дощинский:

- Она идет по ТВЦ. В другое время. Должны озаботиться этим все каналы, которые являются федеральными каналами, которые чаще всего смотрят. А у нас другие передачи. У нас дети смотрят ТНТ, приходят и цитируют ТНТ.

Шевцова:

- Детей просто не надо к телевизору пускать, когда показывают различные программы для взрослых. Это вопрос внутреннего семейного воспитания. Давайте Виктора послушаем.

- Здравствуйте. У меня вопрос к вашему гостю. То, что говорит ваш гость насчет ударений, я согласен, разночтений быть не должно. Насчет заимствований. Думаю, в XIII веке лингвисты также ругались, что слово «икона» русский язык портит, а сейчас все нормально.

У меня вопрос о мате. Когда я в 90-е годы учился в школе, слово из трех букв, у которого окончание «ер» считалось матом, а сейчас ваши ведущие его в эфире произносят. Как вы к этому относитесь?

Шевцова:

- Ведущие в эфире?

Виктор:

- Да. Это был эфир две пятницы назад, Герман Стерлигов и его гость говорили фразу…

Шевцова:

- Мы поняли, кто это сказал. Насколько я знаю, это не является у нас словом запрещенным?

Дощинский:

- Мы все прекрасно можем догадаться, даже если пиканье на телевизионных каналах происходит, мы все прекрасно понимаем, о какой бранной лексике идет речь. Поэтому любое пиканье надо запретить на телевидении, поскольку догадаться о том, что за этим пиканьем стоит, все мы можем, особенно если первая буква еще произносится, а потом пиканье. Это напрямую уже нарушает то законодательство, которое есть. Здесь мы должны все объединиться – и информационные агентства, и все другие средства массовой информации, может быть, даже завести внутреннюю единицу штатную для самоконтроля в этом отношении.

Шевцова:

- Я сейчас подумала, может ли у нас быть единица для самоконтроля на радио, и подумала, что, скорее всего, нет.

Мы сошлись на том, что все-таки то, о чем мы будем говорить, будет называться не лингвистической полицией, а лингвистической комиссией. Потому что слово «полиция» многим резануло слух.

Нам приходят сообщения, я их зачитаю. «Можно ли заменить слово «омбудсмен»?»

Дощинский:

- Правозащитник, по сути дела.

Шевцова:

- А почему тогда все говорят «омбудсмен»?

Дощинский:

- Это к вопросу о том, кто говорит. У нас и политики не обходятся без фраз «стартап», «стартап».

Шевцова:

- А как его можно по-другому назвать?

Дощинский:

- Мне кажется, начало.

Шевцова:

- Начало – это начало. Это не подходит.

Дощинский:

- Наверное, у нас ментальность такая, мы открытый народ, щедрый, любвеобильный, мы хотим все время заимствовать, обогащаться за счет тех народов и языков, которые нас окружают. Это наша такая, может быть, исторически сформировавшаяся черта. Это очень хорошо.

Шевцова:

- Зачитаю сообщение. «Я против засилья иностранных песен, фильмов и слов: спикер, омбудсмен». Еще одно сообщение: «Уполномоченный по правам звучит гораздо приятнее, чем омбудсмен. Круто работать в офисе, а если назвать более привычно – контора, то крутизна пропадает».

У нас есть звонок.

- Здравствуйте. Меня зовут Надежда. Я бы вопрос поставила шире. Дело в том, что надо уважать свой родной язык. И начинать надо с очень критического подхода к этому вопросу со стороны медийных людей – политиков, журналистов.

Шевцова:

- Мы все время считаем, что виноваты журналисты, политики, кто угодно, но только не родители, которые плохо объясняют детям, как нужно говорить по-русски. Почему никто об этом сегодня не сказал?

Надежда:

- Я с вами поспорю. Вы человек уже достаточно взрослый, должны были прекрасно знать русский язык, прежде чем пойти работать журналистом. Но вы постоянно в своей речи употребляете слова: селфи, супер, о’кей. Меня это очень раздражает. Когда вы ведете передачи, я выключаю радио. Но сейчас такая тема интересная, я слушаю вас. Это, видимо, от вашей малообразованности, или вы демонстративно показываете свое неуважение к родному языку.

Шевцова:

- Спасибо большое. У нас на связи Владимир Константинович Мамонтов, журналист. Владимир Константинович, вы употребляете слова селфи, спикер?

Мамонтов:

- А куда мне деваться? Я вообще спокойно к этому отношусь. В том смысле, что есть гроза, явление природы. Не всем нравится, когда дождь идет и молния сверкает, мы по домам прячемся, но отменить мы этого не можем. Вы знаете, есть такие вещи, которые в язык уже проникли. Может быть, мы виноваты все хором, может быть, радиослушательница, которая умудряется как-то от этого скрыться, бороться с этим. Что я лично уважаю. Но при этом игнорировать это нельзя. Это надо изучать, с этим надо жить, а потом жизнь сама расставит все по своим местам. Многие слова, которые мы вчера употребляли и с которыми боролись, подчас вместе с понятиями, которые они обозначали, просто исчезли из языка, остались в его исторической кладовой, где-то в музее. Довольно занятно сейчас изучать такие слова, как Наркомпрос или очередь в том понимании, в котором… Например, товар раньше «выбрасывали». Не в том смысле, что он отработал свой срок и мы его выкинули за ненужностью. Нет, это в магазин привозились новые дефицитные товары и их «выбрасывали». Где это слово сейчас? Так и здесь. Конечно, меня раздражает многое. Врать не буду, многие эти слова и словечки меня раздражают. Но когда компьютерщики, которые говорят на своем птичьем языке, но при этом, когда я слышу, что он свою родную клавиатуру, без которой жить теперь уже невозможно, ласково называет «клавой», знаете, я думаю, что он творческий человек. У народа, у языкотворца Есенин был подмастерьем. «Улица корчится безъязыкая» - говорил Маяковский, но это не так. На самом деле язык всегда есть – и у улицы, и у народа, и он там работает, он очень живой, он клокочет, он придумывает «клавы», потом отбрасывает эти «клавы» вместе с «клавами» и т.д.

Знаете, сейчас новые всякие словечки. Есть словечки, которые меня раздражают. Например, клинер вместо уборщицы, клининговая компания. Страшно произнести, как раньше называлась эта клининговая компания, которая приходила к моему маленькому домику, где я когда-то в детстве жил, чтобы очистить выгребную яму. Вот эта клининговая компания иначе называлась (не хочу эфир портить). Но в то же время я абсолютно точно знаю, что девушка, которая говорит «смузи»…

Шевцова:

- Бог с ней, этой смузи…

Мамонтов:

- Нет, подождите. Для меня лично что-то в ней сомнительное есть. Хотя эта девушка прекрасным образом, я думаю, найдет себе без меня, старого дурака, поклонников, которые прекрасно говорят на этом же языке.

Шевцова:

- Которым все равно, что эта дама говорит, а главное то, как она выглядит. Я думаю, что клининговая компания должна только в таунхаусах убираться, в других местах она не имеет права работать.

Дощинский:

- Так и нас, педагогов, стали называть уже тьюторы, фасилитаторы.

Шевцова:

- Послушайте, как это звучит. Красиво же.

Дощинский:

- Мне кажется, слово Учитель, которое с большой буквы должно еще писаться.

Шевцова:

- Роман Анатольевич, вообще цель какая? Мы сейчас возвращаемся к началу нашего разговора. Если мы создаем лингвистическую комиссию, какая цель и какая задача, что мы хотим? Когда, допустим, мы ужесточаем штрафы за ПДД, у нас цель – уменьшить аварийность на дорогах и т.д. Ваша цель какая, если в идеале?

Дощинский:

- Есть живой русский язык, а есть литературный русский язык. Литературный русский язык – это значит язык, зафиксированный в справочниках и словарях. Давайте начнем с того, что создадутся у нас академические версии справочников и словарей. Мы сегодня с вами живем в эпоху, когда мы пользуемся орфографическим справочником Розенталя. Розенталя уже давно нет в живых, но мы пользуемся той системой исключений, в исключениях примечаний и т.д. Давайте начнем работать орфографическая комиссия, наконец-то, в Российской Федерации, которая последний раз по-настоящему собиралась только в 1956 году. Вот если мы, наконец-то, поймем, что нельзя огромные деньги… Миллиарды рублей мы сегодня тратим на распространение и популяризацию русского языка за рубежом. Давайте эти деньги пустим на внутреннее развитие русского языка. Мы популяризируем русский язык, а сами внутри нашей страны теряем определенное чутье, чувство русского языка. Вот такая переориентация – это призыв к тому, чтобы помочь учителю русского языка и литературы справиться с безграмотностью, с падением этой грамотности, если это имеет место быть.

Шевцова:

- Зачитаю сообщения, которые к нам пришли. «Спасибо за заботу о русском языке. Содрогаюсь, читая слова «Деффчонки», «Ревизорро», «Магаззино», вынесенные в название программ. Раньше говорили: читай – грамотным будешь. Какой грамотности мы ждем от нынешних детей? Той, которой их научили в школе. Той грамотности, которой их научили в семье».

У нас есть звонок.

- Здравствуйте. Александр из Ижевска вас беспокоит. Меня удивляет, когда с экранов телевизора, по радио говорят слова и делают неправильно ударение. Вот выступает, к примеру, пресс-секретарь МВД какой-то республики или даже российского уровня, говорит: дОговор, прОтокол, дело возбУждено. Может быть, это правильно, но меня это коробит. И еще дикторы через два-три слова тянут букву «а» или «м», мычат, подбирая слова. Даже специалист, который учил, как правильно говорить, у него через пять-шесть слов он тянет букву «а», подбирая следующие слова. Это меня тоже удивляет.

Шевцова:

- Мы за то, чтобы все мы говорили по-русски правильно. За то, чтобы «Комсомольскую правду» слушали и любили, чтобы претензий нам не предъявляли, и чтобы у Романа Анатольевича Дощинского все получилось, чтобы мы нашли компромисс и наши дети не смотрели только «Камеди Клаб», а все-таки были как-то образованы.