Случайные страны Екатерины Рождественской
Фотохудожник, писатель, редактор в гостях у Олега Жданова на Радио «Комсомольская правда» с рассказом о своей третьей книге
Фото: Виктор ГУСЕЙНОВ
Жданов:
- Сегодня у меня в гостях Екатерина Рождественская. Добрый день. Повод нашей встречи весьма прекрасен – выход вашей новой книги. Книга посвящена путешествиям.
Рождественская:
- Было такое дело.
Жданов:
- Хочется поподробнее. О чем книга? В каких регионах вы побывали, прежде чем ее написать? И месседж этого произведения?
Рождественская:
- У меня третья книжка. Первая – о семье, вторая – о работе и третья – о таком самом счастливом времяпрепровождении, потому что я считаю, что как раз путешествие это чувство абсолютной свободы, для меня во всяком случае. Мне это очень важно. Эта книжка о том, как я сижу в прихожей, начинаю, вернее, свое путешествие, беру свой чемодан, подхожу обязательно к иконе Николая Чудотворца, который покровитель всех путешественников, присаживаюсь на дорожку, говорю «С Богом» и выхожу за пределы квартиры, за пределы дома, Москвы. Эта книжка как раз о том, как я провожу те самые счастливые часы. Я не говорю, что в семье плохо и ужасно, наоборот, нет, это как раз второе по счастье состояние. Состояние путешествия. И если раньше я думала, что, скажем, летом отдыхать то только на Лазурном берегу, что шикарно съездить к друзьям в Лос-Анджелес и там месяцок походить по океану, по магазинам. Если скучно, то можно рвануть в Париж или в Лондон. А сколько-то лет назад – уже довольно много – я начала возить свои персональные выставки по России и стала их сама презентовать. И я поняла, что намного интереснее… В общем, я попыталась полюбить родину и, я думаю, что мне это удалось. Потому что такие люди, которые живут у нас, я не встречала ни в Лос-Анджелесе, ни на Кубе, ни в Китае, нигде. И именно вот за такими характерами, за людьми я и езжу.
Жданов:
- Как построена книга? Это путевые заметки или, может быть, какая-то концепция, призма, через которую вы…
Рождественская:
- У нее нет никаких правил, она абсолютно… Я написала вначале, что это не путеводитель, это непонятно что. Это где-то дневники мои, где-то мои впечатления, где-то воспоминания. В какие-то города я приезжаю и пишу что с колес. Вот я пишу сразу – и это очень эмоционально, очень бурно… может быть, если б я так не написала сразу, то спустя какое-то время было бы немножечко другое впечатление. То есть, это мои записки о странах, в которых я была, и которые мне понравились или очень не понравились. Это там, где я была в каких-то ресторанах, то, что мне пришлось съесть странное и необычное. С людьми какими-то удивительными. Ну, то есть, это мое личное восприятие какого-то города или какой-то страны. Я не говорю, что я останавливалась в этом отеле – там нет названия отелей, иногда есть названия ресторанов, но я считаю, что это другое дело, куда я советую пойти и попробовать что-то.
Жданов:
- Что за страны, какие города?
Рождественская:
- Там очень много посвящено России. Еле-еле я успела вставить туда раздел про Кубу. Я мечтала поехать на Кубу, даже не географически, а скорее ностальгически – я хотела попасть в Советский Союз 50-х годов, где были эти машины, где была такая интересная разруха, где были улыбающиеся люди, все еще верящие в коммунизм, в социализм. Сейчас уже, конечно, там немножечко все по-другому, но я попала туда. Мне там очень понравилось. Где стоят холодильники ЗИЛ, где ездят Жигули, Волги, Победы… Там все, что угодно. И это такое удовольствие. И люди действительно улыбаются, когда узнают, что я из России – прямо такое счастье, как будто из космоса Гагарин прилетел. Мне очень понравилось. Там нет севера и юга, на этом острове, потому что он растянут по меридиану, и вот мы прилетели в Сантьяго-де-Куба и потом на автобусе 300 километров в день ехали до Гаваны. И, конечно, впечатления совершенно поразительные. Я была везде – на плантациях какао, я видела, как ловят рыбу сетями, я ела отвратительную еду – кстати, там еда самая ужасная из всех стран, где я была. Хотя благодатная абсолютно природа. Там лангустов можно просто руками ловить, там манговые леса, под каждым деревом манго привязана свинья, которая жрет то, что падает и у нее уже заранее промариновано манго мясо.
Жданов:
- Классно как!
Рождественская:
- Там рис, там сахарный тростник… ну, там все, что угодно, по идее. Какие там табачные плантации… И оказалось, что совершенно не на смуглых ляжках мулаток крутят сигары, а мужики совершенно спокойно их делают, каждый там кусочек имеет название… Тоже очень интересно. И при том, что климат замечательный и все растет, там самая отвратительная еда, которая только есть во всем мире.
Жданов:
- В чем ее отвратительность?
Рождественская:
- В том, что, наверное, как-то так исторически сложилось или психологически, но это страна рабов раньше была и поэтому надо быстро перекусить или пожевать кусок этого сахарного тростника и бежать работать, пока тебя там не зарубили мачете или еще чем-то. То есть, для них не еда, а перекус. И там вот не едят говядину, потому что говядина только для иностранцев. Хотя коровы пасутся, я это видела. Местные там не едят лангустов, потому что это только для иностранцев. Нет какой-то сноровки это все приготовить…
Жданов:
- Вернемся к кубинским передовикам производства.
Рождественская:
- Им иногда дают премию – два дня провести в хорошей гостинице «Интурист» - там, куда приезжают иностранцы. И передовик с женой может там помыть голову шампунем, он может походить гордо в махровом халате, он может посмотреть американские фильмы, он может пойти и съесть бифштекс. И вот два дня такой шикарной жизни, не выходя за пределы…
Жданов:
- Прекрасный приз!
Рождественская:
- Да, надо как-то к этому вернуться… Меня это очень как-то так поразило… В нашей гостинице я видела каких-то кубинцев таких и потом я спросила, кто это и вот мне сказали, что, вероятно, это вот они.
Жданов:
- А какой больше всего город произвел на вас впечатление в России?
Рождественская:
- Я должна подумать… В принципе, я попадаю в сообщество музейщиков, а это совершенно другая каста. Это люди абсолютно другие – бессребреники, которые не обсуждают политику с пеной у рта, они вообще ничего с пеной у рта не обсуждают, они нормально разговаривают, у них другие критерии. Они за почти бесплатно сохраняют культуру – то, на чем мы будем, надеюсь, воспитывать детей. Поэтому это люди удивительные и очень редкие. Скажем, я была в Саранске. Старинный город, его там и Стенька Разин захватывал, и Пугачев… Там все стеклянное, все в каких-то лампочках, все в железобетоне, там нет ничего старого, там даже храм, огромный, красивый, он построен в начале 21 века. То есть, он свеженький совсем. Единственное, чем мне запомнился, скажем, Саранск – это музеем эрзи. Совершенно потрясающе! Там написано – руками не трогать – но я трогала все, потому что невозможно было. Мне надо было понять – это плоть или это дерево, или это камень. И я дотрагивалась и мне казалось, что это теплое все, настолько это с такой душой, с таким талантом было сделано. Вот для меня Саранск это эрзи, скажем, а не город ужасный совершенно, который, как все, как усредненная такая вот коробка пыльная. В Питере я обожаю дворы, я могу водить экскурсии по питерским дворам. Настолько талантливо, настолько со вкусом. Там есть и граффити, там есть и мозаика. Абсолютно живые дворы и они намного интереснее, чем иные фасады.
Жданов:
- Русский север. Не знаю, может быть, Архангельск, Мурманск?
Рождественская:
- Архангельск мне не очень понравился. К сожалению, там вот одна улица, похожая на Арбат, я не люблю такое нарочитое и искусственное. Мурманск мне понравился. Мы ездили довольно далеко, почти до Норвегии доехали – настолько удивительная природа! Мы попали в какую-то красочную неделю, наверное, это недолго там длится, потому что когда все, природа сошла с ума и выплеснула все, что можно было. Это красное, желтое. И я вот совершенно случайно попала и бросилась фотографировать, и мне вот Мурманск запомнился красками, хотя кому сказать, поднимут на смех – Мурманск и краски! Но для меня это было совершенно удивительно. И Вологда, Нижний Новгород, Псков. В каждом городе в основном люди на самом деле.
Жданов:
- Ну, раз уж мы в путешествии по Кубе упомянули их отвратительную еду, давайте эту аналогию проведем с российскими вашими точками путешествий. Что понравилось, что не понравилось в еде? Я, например, был совершенно удивлен, когда вот был в официальной командировке в Татарстане и меня накормили настоящей татарской кухней, в которой кастыбы, пешмяки… пусть жирное, конечно, но все равно, разнообразие татарской кухни очень обширное. Чем кормили вас? Что запомнилось?
Рождественская:
- Запомнился один прием, совершенно замечательный, это было около Костромы, мы поехали в какой-то город (названия я уже не помню), там была церковь потрясающая, старинная-старинная, и рядом такой покосившийся домик, который при этой церкви, куда приходят молодожены перед венчанием. В общем, изба такая, в которой женщина вот этим всем заведует, и она знала, что мы приедем и она очень нас ждала. Мы ей привезли подарков всяких и она накрыла нам стол. Стоял большой, старинный, с медалями самовар, чай, сахар, пирожки и соленые огурцы, которые она сама засолила. Она говорит – вы меня извините, вот я почти всю зарплату потратила, но мне так хотелось вас принять… И вот это я запомнила. Понимаете, я не запомнила там икру в Архангельске или еще чего-то, потому что вот когда стол ломится, это… А вот чай с огурцами солеными… а огурцы были совершенно потрясающими… И вот эта беседа, а мы сидели там часов пять, потому что невозможно было от нее оторваться, она привлекла вот собой, а не тем, что она положила на стол, хотя это тоже было очень мило и замечательно. Вот такие встречи для меня намного важнее, чем какой-то такой усредненный европейский стол или еще что-то.
Жданов:
- Вырисовывается ли портрет вот этого русского человека – там псковитянина или саранца – чем они знамениты, хороши? Потому что описание души это всегда очень сложный момент…
Рождественская:
- Ну, каждый по своему душу, наверное, описывает.
Жданов:
- Да. И чувство юмора у русского человека такое на грани между оптимизмом и пессимизмом. Помню в городе Кировск, тоже за Полярным кругом, Кольский полуостров, горнолыжный курорт там такой, и вот я вызвал такси, и не успел отвернуться от стойки, как мне говорят - такси прибыло, белый БМВ. Я думаю – господи, откуда здесь может быть белый БМВ? Выхожу, там стоит копейка белая и у нее прямо на капоте написано «БМВ»… Вот какие они, люди?
Рождественская:
- Они очень отличаются от москвичей. Они очень неторопливые, они обстоятельные, они улыбчивые. Они, да, с чувством юмора, с каким-то тоже очень медленным, добрым, никогда не черным. Они очень гостеприимны. Это я говорю про то, что я не встречаю за границей. За границей вообще никто домой к себе не зовет. А наши зовут сразу домой. Потому что дома человек сразу раскрывается и уже видно и его, и гостей, и все совершенно по-другому происходит. Я думаю, что они как-то интуитивно могут цеплять какие-то струны и сразу человек раскрывается и начинает на одном уровне разговаривать, на одной волне. И это очень важно, я считаю, что вот эта интуиция, она очень свойственна русскому человеку… Ну а душевность? Ну, все душевные. И французы душевные, и англичане душевные, но очень по-своему.
Жданов:
- Находясь в Москве, после 20 лет кажется, что с культурой большая проблема, что с образованием все очень плохо. Вот я сам преподаю в институте на журфаке и я вижу, что, конечно, уровень современных студентов журфака ужасен по сравнению с моим поколением. Почему так? Что эти 20 лет коммерческих времен наделали – это другой вопрос. Но вот как путешествие по российской провинции, на ваш взгляд, есть ли там тот потенциал, который при правильных государственных программах, при правильной какой-то культурной жизни может нас вернуть в докоммерческие времена, когда про Тургенева знали не только люди за 40?
Рождественская:
- Я очень надеюсь, конечно. Там есть о чем поговорить, там есть чего послушать, а не только, знаете, навязывать свое. Там намного более читающие люди. Там интересующиеся новинками. Во всяком случае, именно в провинции есть книжки отца…
Жданов:
- А какая, может быть, самая северная страна, ну, раз уж мы Кубу затронули, какое самое северное ощущение вот, может быть, из западных? Меня, например, в Хельсинки поразила мойва, которую жарят прямо в порту и заворачивают в такие кулечки… И это очень вкусно… И огромных бакланов, которые вот прямо в пол человеческого роста.
Рождественская:
- Ну, о Финляндии я тоже пишу, потому что я там провела шесть лет. Лет, как сезон. Не годов, а летних. Когда родила младшего сына, мы там просто дышали, ели, гуляли, накапливали здоровье. Но самая северная страна, которая мне запала в душу и никогда уже оттуда не выйдет – это Исландия. Я мечтала почему-то. Хотя почему? Мне в институте дали первый язык исландский, но я решила себя не ограничивать рамками одного острова, а хотела что-то такое картаво французское и отказалась. Я походила месяц, наверное, на эти уроки, поняла, что это не для меня… И вот Исландия, вот это слово меня как-то все время будоражило. И наконец я пару лет назад туда слетала и ничего лучше я не видела. Это другая планета, это совершенно другие ландшафты, это другие люди. Люди совершенно замечательные. Обязательно в течение жизни каждый исландец должен написать книжку. Вернее, он не должен никому, он пишет ее. И он ее дарит или родственникам, или знакомым.
Жданов:
- То есть, это писательская страна?
Рождественская:
- Да, да. Там мужчины занимаются женскими делами, а женщины мужскими. Мужчины вяжут. Вот помните свитера с красивым таким рисунком – это изобретение мужчин. А женщины берут в руку молоток, пилу и могут делать все, что угодно.
Жданов:
- Удивительно! То есть, потомки викингов поменяли функционал…
Рождественская:
- Нет, но помимо всего прочего они могут и это. Там из еды совершенно потрясающая, я попробовала, тухлую акулу и она действительно тухлая. Исландцы и норвеги они вообще обожают все, что связано с морем и с акулой. И вот у них даже в аптеке полки три, наверное, заняты акульими лекарствами, витаминами. Потому что гренландская акула живет 200 лет в холодных водах гренландских, ничем не болеет и очень они, конечно, ею интересуются. При том, что у нее нет почек и мочевыводящих путей – у нее все поступает в кровь и выходит через поры. А мясо ее считается ядовитым – из-за того, что там большой уровень мочевины. И вот они придумали – они ее, разрезав на 10-килограммовые куски, держат просто, вот стекает вся эта мочевина и потом они ее на три месяца подвешивают и она выветривается. И вот это уже тухлое мясо можно есть. И запивая тминной водкой, я получила большое удовольствие. Я ела кита. Я вообще люблю в странах есть то, что едят местные. Там не было хлеба очень долгое время и вместо хлеба использовали вяленую треску. И вот я представила гамбургер – треска, котлетка, треска. Но страна потрясающая! Страна, где официально узаконены эльфы. И правительство советуется с эльфами. Эльфов нельзя трогать и будоражить, они живут под камнями, поэтому, когда идет строительство или дороги, или какого-то микрорайона, там, где есть камни, всегда обходят эти районы. Есть люди, которым снятся эльфы и они что-то говорят, и наутро этот человек транслирует всем, что вот то-то и то-то, лечить это надо так-то, вот тебе не надо сегодня выходить. И это официально. Об эльфах пишут в газетах.
Жданов:
- То есть, когда-то викинг Эрик Рыжий доплыл до этой территории и так и остался в стране эльфов. Замечательно!
А были ли вы в такой совсем глубокой Сибири?
Рождественская:
- В глубокую поеду.
Жданов:
- Вот Байкал, например?
Рождественская:
- Стыдно сказать, что я не была еще на родине отца, и я вот в этом июне…
Жданов:
- Иркутск же, да?
Рождественская:
- Нет, Барнаул и рядом село Косиха. Я этим летом полечу туда на его день рождения. Там музей, там отцовские чтения, в общем, там целая такая страна Рождественского. И вот я поеду, повезу всякие предметы его, которые лежали у нас дома.
Жданов:
- Алтай замечательное место, конечно. И вот как раз в этой книге есть фотография, когда Шукшин вместе с вашим отцом там…
Рождественская:
- Да. Это они оба болели язвой и 41 день провели в больнице рядом. Курили, хотя им нельзя было, разговаривали. Но вот это совершенно случайная фотография, единственная, когда они вместе.
Жданов:
- А есть ли страна-мечта, в которую вот очень хочется попасть и это крайне важно?
Рождественская:
- Вот мне было важно попасть на Кубу, мне было важно попасть в Индию, после того, как я там три года прожила в 80-х годах… Мне хочется в Ирландию – не знаю почему. У меня нет ничего такого сверхъестественного и важного, но мне интересно было бы поехать в Новую Зеландию. Куда-то туда, куда надо лететь несколько дней. Я не была в Южной Америке. Я очень мало вообще где была, я как-то очень ограничивалась раньше. А сейчас хочу расшириться. Гренландия мне интересна.
Жданов:
- Вот эти страны воплощаются в какие-то фотоработы, в какое-то фотопутешествие?
Рождественская:
- Обязательно.
Жданов:
- То есть, таким образом рождается материал для следующих выставок?
Рождественская:
- Да, я не могу без фотографии, потому что мне надо поделиться, мне обязательно надо красотой поделиться, чтобы люди не завидовали, а просто знали, куда им поехать, что посмотреть.
Жданов:
- А как вы относитесь к фотоискусству с точки зрения применения бесконечных фильтров и обработок, которые сейчас в такой чести, что уже фотографию-то с минимальной ретушью очень сложно найти?
Рождественская:
- Вы знаете, это как скарлатина или дифтерит – детская болезнь такая. Ну, наиграются люди, а потом будут все-таки… Потом вы увидите, что это будет спад. С другой стороны, ну, это придумали, это какая-то, как людям кажется, часть творчества, они как-то видят это именно когда вот все желтое или когда все в черной такой рамке. Ну, пусть…
Жданов:
- Вот Света Конеген делает не очень мощным фотоаппаратом фотографии Венеции под необычным, заваленным горизонтом и пропускает через фильтр… то есть, получается такая фотоакварель, чем фотография, но очень интересно, тем не менее… А вообще вот такое огромное количество фотошопа, что уже просто противно…
Рождественская:
- Это получается уже как такая картина, какое-то внутреннее ощущение неправды, естественно. Но ведь имеют на это какие-то основания, имеют право на это люди, почему нет? Я совершенно не против. Если человек занимается чем-то творческим, а не идет попрошайничать на улицу, это уже хорошо. Поэтому это все я воспринимаю со знаком плюс. Пусть.
Жданов:
- Вот много лет делая проект в «Караване историй», вы сами ставите этот свет? То есть, вы же должны были сначала у кого-то этому научиться, прежде чем…
Рождественская:
- Ну, у меня команда. Вы знаете, если бы я делала все сама… У нас же производство. Мы должны следить за выпуском журнала, укладываться в сроки. Сначала я делала первое время все сама, но я поняла, что это очень долго и очень сложно и занимает много времени не только у меня, но и у человека, который приходит, поэтому у меня команда уже давно, она мне помогает… Все это, так сказать, сплоченно.
Жданов:
- Прекрасно! А сколько глав у книги? Вообще каков ее объем? Справится ли поклонник вашего творчества с ней за ночь? Там 300 страниц?
Рождественская:
- Не знаю. Вряд ли справится. Но за две ночи – точно. Но лучше спать. Там 400 с чем-то страниц, фотографии. Ну, как пойдет. И потом ее можно открывать в любом месте. Потому что она состоит из глав-стран, поэтому какую страну хочешь посмотреть, такую страницу и открываешь. Все очень просто.
Жданов:
- Есть ли ощущение от путешествия по Европе, что в ней все-таки какой-то упадок цивилизационный, что эта цивилизация заканчивает свой земной путь… Я не говорю про пошлые варианты, там про Нидерланды там и про все, а вот в принципе, что есть уход к пассионарности какой-то…
Рождественская:
- Мне кажется, что да. Если, скажем, во Франции 80-х годов были парижанки такие старушки, которые в любую погоду ходили в колготках, напомаженные, причесанные, в аккуратных платьицах и т.д., то сейчас в основном ходят женщины в черных длинных – я не к тому, что я против мусульман, но просто это уже не мой Париж, это уже что-то усредненное. Другие нравы, другие правила, другие крики, другой разговор. Фон, да. Мне не нравится этот фон. Он не мой. Вот если я хочу поехать в какую-то арабскую страну, я туда еду и я получаю большое удовольствие, я настраиваюсь на это, мне это очень нравится. Но когда я еду в Париж, я хочу французов, я хочу камамбер, я хочу Эйфелеву башню. Я не хочу вот эти гортанные крики. То есть, это немножечко сдвиг такой. Мне это неожиданно и неприятно, хотя я понимаю, что все усредняется. Но к этому надо психологически как-то готовится… Вот как-то так.
Жданов:
- Я хочу спросить об Индии. В Индии так много, так странно переплетается чистота и грязь…
Рождественская:
- Чистота внутренняя, наверное?
Жданов:
- Да. И при этом ужасно… вот я первый раз…
Рождественская:
- Все, да, все отмечают, что это такая самая первая отличительная черта. Я этого тоже не могу понять. Потому что в жилище у каждого индуса очень чисто. Все женщины на улицах с метелками. Все выметается из дома и уже трудно спуститься вниз по ступенькам, потому что все в грязи. Я вот этого не могу понять.
Жданов:
- При этом это как бы индустриальная страна…
Рождественская:
- Ну да, да. Может, это психологическое что-то, может, не обращают внимания на это, что вот я сам чистый, а все остальное – природа и т.д. Не знаю. Для меня это большой вопрос и большая загадка.
Жданов:
- Вот удивительная, на мой взгляд, попытка тебя обмануть и, если не получается, то с тобой снова начинают дружить. Меня вот мальчик в Бомбее с кнутом на меня вышел в отеле – я сначала не понял, в чем дело – а, оказывается, он бьет кнутом себя… Вот он меня пытался таким образом шантажировать, чтобы я ему денег дал, и, когда увидел, что нет, такой – ну ладно, все о кей, отлично… то есть, как-то очень так спокойно…
Рождественская:
- Они все спокойны, у них время течет совершенно вспять, по-другому, они знают, что они родятся в новой жизни. То есть, у них совершенно спокойное отношение ко всему. К действительности, к грязи, к крови, к проказе, ко всему.
Жданов:
- А какое время в России? Особенно в сравнительном таком анализе?
Рождественская:
- Смутное.
Жданов:
- Бесконечно смутное?
Рождественская:
- Пока да.
Жданов:
- А какое наше отношение в этом случае к грязи? Мы-то чистые?
Рождественская:
- Нет, ну я считаю, что надо начинать всегда с себя. Я не люблю вот эти общие слова, только с себя надо начинать. Если тебе что-то нравится, показывай это другим, делись. Я в Фейсбуке начинают утро со стихов. Любых. Хороших классиков.
Жданов:
- Сегодня Анненский, по-моему, был, да.
Рождественская:
- Да. И заканчиваю день стихами. Потому что это проверенное средство. Или хорошая фотография, или еще что-то. С чего-то хорошего. С себя надо начинать.
Жданов:
- Есть ли ощущение, что мы перестали свои масштабные такие культурные ценности выносить в мир? Они у нас остались внутри, но как-то мы их меньше передаем. Конечно, балет продолжает ездить, конечно, Островского и даже Горького продолжают ставить во многих театрах. «На дне» вошло в мировую театральную классику. Но нет ли ощущения, что мы сами – нет никакого занавеса железного – перестали желать рассказать что-то о себе и о своих культурных достижениях?
Рождественская:
- Нет, у меня есть ощущение такое. Мы винимся. Я не понимаю почему. Я не могу от своего лица, понимаете, но я бы переделала очень многое. Я там еду по Москве и думаю – почему я не министр зеленых насаждений, я бы все пересадила. Строится огромный микрорайон и ни одного куста рядом. Вот на Ходынке все в железе. Где собаке ножку поднять-то? И ребенку? И когда идет речь об эстраде, о шоу-бизнесе, я тоже думаю – ну, я бы совершенно по-другому сделала. Но это не то, что я хочу… я ненавижу политику и все это, но нет какого-то личного отношения. Есть отношение государственное, усредненное и не всегда очень доброе и хорошее. Все не по-моему. Так и передайте.
Жданов:
- Обязательно! А могут ли книги вас переключить кардинально в какое-то иное пространство? Что станет меньше Екатерины Рождественской фотографа, фотохудожника, а станет больше Екатерины Рождественской писателя?
Рождественская:
- Может быть, я не знаю. Во всяком случае, сейчас я занимаюсь параллельно двумя делами, плюс я занимаюсь дизайном. Сейчас я пишу две книжки параллельно. Я так никогда не пробовала. И вообще я думаю, что я занималась черт те чем всю жизнь, а я могла бы писать книжки, потому что это настолько интересно… Другое дело, что я из хорошей семьи вроде как, воспитанная девочка и мне ставить людей придуманных в неловкие ситуации – убивать их, насиловать – мне это не очень приятно. И вот сейчас я мечусь между романом придуманным и романом настоящим, из жизни. И я такое удовольствие получаю! Вот я сижу сейчас с вами и думаю – мне надо быстрее, потому что у меня сейчас там такой момент, я его придумала и боюсь забыть…
Жданов:
- Как литературный критик, хочу сказать, что сейчас общая тенденция как раз очень сильного смешения фикшена и нонфикшена. Фантастический реализм Маркеса, где вроде бы описание жизни Маконде и раз, и Эримидас возносится с простынями… Это вот как раз то, что сейчас нас и окружает.
Рождественская:
- Ну да. А у меня вот придуманный мой роман, как я для себя определила, - это московская сага с элементами мистики. У нас стояло большое родовое зеркало ампир, которое лет 150 просуществовало в нашей семье, и я думаю – сколько же оно видело! Вот его полотно присутствовало при всем. Не знаю, были ли убийства, были ли… перед ним все время что-то происходило… И у меня в романе оно одно из главных действующих лиц, которое бесстрастно рассказывает, что происходит в московской семье на протяжении ХХ века.
Жданов:
- Просто даже подходящая девочка каждый день которая стареет – это же уже целая эпоха…
Рождественская:
- Да, да, да. Откуда вы знаете?
Жданов:
- Ну, потому что люблю Москву. И я историк по образованию, поэтому для меня это как раз подобны сентенции очень как раз понятные и приятны…
Рождественская:
- Мы живем на Староконюшенном.
Жданов:
- Это действительно такой чудесный московский переулок, в одну сторону пойдешь, будет вход в арбатское такое царство, в другую сторону – вроде и Кропоткинская рядышком…
Рождественская:
- Но мы не выходим почти из комнаты, у нас все происходит… Один день в десять лет и вот подходит человек, начинается с того, что подходит человек, который на десять лет постарел…
Жданов:
- То есть, это московский Дориан Грей еще, кроме всего прочего?
Рождественская:
- Да, да.
Жданов:
- Ну что ж, спасибо огромное! У нас в гостях была Екатерина Рождественская. Я считаю, что мы с вами не прорекламировали, а достаточно внятно и хорошо рассказали о том, что книжки ваши интересны и что надо их читать. Кстати, вот я, например, исповедую такой ритуал, что я стараюсь книжки покупать. Потому что это моя маленькая роспись под тем, что книга, правда, интересная. И я обязательно обещаю, что я туристическую книгу вашу куплю.
Рождественская:
- Спасибо!