Как организована защита редких животных в России
Представитель Центра «Амурский тигр» Андрей Шоршин и генеральный директор Фонда поддержки прикладных экологических разработок и исследований «Озеро Байкал» Анастасия Цветкова
Фото: Иван МАКЕЕВ
Панкин:
- Здравствуйте, друзья. В студии Иван Панкин. Как известно, 2017 год посвящен экологии, это будет Год экологии. Какие ожидания у специалистов и профессионалов в этой сфере связаны с этим годом? Мы для этого пригласили Андрея Шоршина (это представитель центра «Амурский тигр») и Анастасию Цветкову (это генеральный директор Фонда поддержки прикладных экологических разработок и исследований «Озеро Байкал»). Андрей, какие ожидания у вас с этим Годом экологии? Но только реальные и прикладные желательно.
Шоршин:
- Знаете, Иван, у нас, честно говоря, каждый год – год экологии, как у природоохранной организации. И поэтому для нас Год экологии это просто то мероприятие, которое позволит обратить внимание всех, а не только природоохранников, на нашу ежегодную, ежедневную деятельность, но и широкие массы привлечь к этому и заставить людей обратить внимание на то, что, по-моему, пора, как говорит Сергей Борисович Иванов, прибраться в России.
Панкин:
- Прибраться в каком смысле? Вести какую-то пропагандистскую работу, чтобы окурки на землю не кидали? Насколько я понимаю, центр «Амурский тигр» занимается защитой амурских тигров. Я хорошо помню 2010 год, когда Ди Каприо, по-моему, пожертвовал миллион долларов на защиту амурских тигров. Я все правильно говорю?
Шоршин:
- Вы правы насчет года, 10-й год был переломным годом в ситуации с сохранением амурских тигров в России, потому что произошел в Санкт-Петербурге международный форум по вопросам сохранения тигров.
Панкин:
- И там Ди Каприо встретился с Путиным как раз.
Шоршин:
- Да. У Ди Каприо путь был непростой до Санкт-Петербурга, самолет его горел, он на перекладных добирался до Санкт-Петербурга, но добрался. Что касается того, кому он пожертвовал, это точно не наша организация, потому что нас тогда еще не существовало. Скорее всего, надо искать ноги у этого всего в западных организациях.
Панкин:
- А сейчас какие-то пожертвования есть, кто-то этим занимается, кто-то интересуется, дает деньги?
Шоршин:
- У нас есть большой круг социально ответственных компаний, которые заинтересованы в том, чтобы природа России сохранялась, животные в России сохранялись, и они являются нашими спонсорами, за что им, конечно, спасибо большое, без них было бы очень тяжело реализовывать то, что делаем мы.
Панкин:
- Хотелось бы услышать, какие суммы в плане инвестирования бывают?
Шоршин:
- Я полагаю, что не уполномочен раскрывать секреты.
Панкин:
- Понятно, коммерческая тайна. Анастасия, а у вашей организации с Годом экологии какие ожидания?
Цветкова:
- Прежде всего, мы смотрим на Год экологии как на год, который позволит обратить внимание широких масс населения нашей страны на экологические аспекты жизни, и позволит стать первым шагом на пути к тому, чтобы Год экологии у нас заключался не только в 2017 году, а являлся продолжающейся историей, скажем так, неким стартом экологического образа жизни населения нашей страны.
Панкин:
- В интернет заходишь, поисковик открываешь, вводишь «озеро Байкал», и среди прочих очень много картинок, которые пугают. Как сейчас в плане экологии ситуация на озере Байкал?
Цветкова:
- Сейчас мы слышим очень много алармистских настроений, что Байкалу угрожает экологическая катастрофа. Мы можем видеть это из различных медиа, можем видеть это в социальных сетях. Прежде всего это во многом связано с тем, что мы видим воочию, даже без обращения к конкретным научным исследованиям. Мы видим тонны мусора, мы видим несанкционированные туристические потоки. На самом деле именно бережное отношение к природе является, наверное, основой того, чтобы говорить о том, есть ли катастрофа или нет. Примеры, связанные с Байкалом, показывают, к сожалению, оборотную сторону медали. Мы видим, что Байкалу угрожает опасность, но опасность, во многом исходящая именно от наших же туристов и от нашего же отношения к этому озеру как уникальному природному объекту, которое, к сожалению, не соблюдается со стороны наших сограждан. Мы видим, что необходимо провести масштабную работу, чтобы охранить Байкал.
Панкин:
- Тут есть два момента. Вы говорите про наших же сограждан. Насколько я знаю, иностранцев, которые посещают озеро Байкал, в разы больше, чем граждан России. И другой любопытный момент. Для граждан России жутко дорого отправиться на Байкал.
Цветкова:
- Действительно, это так. Наш фонд проводил опрос вместе с аналитическим центром НАФИ. В октябре этого года было опрошено 2000 человек, репрезентативная выборка по всей России, представляющая более 50 населенных пунктов. Мы постарались охватить максимально все категории граждан. И получили вот такой ответ. При прочих равных условиях, если бы россиянину дали возможность поехать на Байкал бесплатно, он бы предпочел эту поездку поездке за рубеж. Но, учитывая высокую стоимость билетов, мы видим большой поток туристов из-за рубежа, причем прежде всего из Китая в настоящий момент. Эти туристические потоки мало регулируются, поэтому носят большую антропогенную нагрузку для байкальской природной территории.
Из интересной статистики. Байкал известен, и россияне считают его второй достопримечательностью России после Кремля, гордятся им, мечтают там побывать. Но при этом, где находится озеро, знает только каждый второй из наших сограждан.
Панкин:
- В этом разговоре, конечно, нельзя не вспомнить о словах Владимира Путина, которые он сказал во время Послания президента Федеральному собранию. Я предлагаю сначала послушать фрагмент из этого Послания, который касается будущего 2017 года, Года экологии.
Путин:
- Важно, чтобы гражданское общество активно участвовало и в решении таких задач, как совершенствование природоохранного законодательства, сохранения редких видов животных и растений, создания гуманной системы обращения с бездомными животными. Следующий 2017 год объявлен Годом экологии. Поручаю правительству подготовить программы сбережения уникальных природных символов России, таких как Волга, Байкал. По всей стране надо заняться уборкой загрязненных территорий, ликвидировать свалки, в которые превратились окрестности многих населенных пунктов. Мы недавно об этом говорили с активистами Общероссийского народного фронта. Это проблема не только крупных городов, но и сел, и поселков.
Цветкова:
- Хочется верить, что Послание президента было услышано, и все организации, стремящиеся уделить внимание байкальской природной территории и озеру Байкал, примут во внимание слова президента. И прежде всего они будут услышаны именно теми людьми, которые проживают в регионе, и которые находят возможность побывать в нем. На самом деле в программе Года экологии заложено более 30 мероприятий, посвященных озеру Байкал. Все они имеют прикладной характер, и мы рассчитываем, что внимание в практическом аспекте к озеру со стороны государства повысится.
Что касается работы с населением, то сейчас заповедные территории также разрабатывают свои программы деятельности на будущий год, многие из этих программ связаны непосредственно с развитием познавательного туризма, экотуризма, с проведением масштабных мероприятий по экологическому просвещению. Я считаю, что это будет весомый вклад на пути к экологическому просвещению в нашей стране.
Панкин:
- Вы упомянули, что озеро Байкал находится в неком информационном хаосе, много слухов всевозможных. Опишите, как сейчас ситуация, экологическая обстановка на озере Байкал, она ухудшается или все-таки выравнивается?
Цветкова:
- Тут сложно, наверное, быть категоричным и отметить динамику ухудшения или улучшения. Мы скорее можем проследить те процессы, которые происходят вокруг озера, и из этого сделать какие-то конкретные выводы. Нужно обязательно обращаться к данным научных исследований, чтобы получать достоверную информацию по тому, что происходит на озере Байкал. Обращаться прежде всего к отчетам институтов, которые находятся в регионе, следить за динамикой озера. Например, 70-летний мониторинг озера Байкал, который проводится НИИ биологии Иркутского государственного университета, фиксирует динамику изменений озера. И говорить о катастрофе на Байкале он нас не заставляет. Озеро действительно меняется, мы можем видеть процессы, которые связаны как с антропогенным воздействием, так и с изменением климата. Но делать категоричных выводов, что сейчас озеру грозит экологическая катастрофа, мы бы не стали.
Панкин:
- Андрей тут меня поправил, что 2017 год не только Год экологии, но и…
Шоршин:
- Год особо охраняемых природных территорий. В честь 100-летия заповедной системы Российской Федерации.
Панкин:
- Что касается этого центра «Амурский тигр». Андрей, вы сказали, что он был создан недавно.
Шоршин:
- Относительно недавно. Он был создан в 2013 году.
Панкин:
- Каких успехов удалось добиться? Например, популяция амурского тигра выросла за это время?
Шоршин:
- Знаете, популяция считается раз в 10 лет. Раз в 10 лет проводится масштабный учет по переписи тигриного населения, так скажем. По-научному он называется сплошной единовременный учет. И вот в прошлом году как раз мы проводили этот учет. По сравнению с учетом 10-летней давности, который в 5-м году происходил, численность увеличилась примерно на 40 особей в среднем. Там нет точной цифры, которую дают, когда считают, там существует вилка – от и до. Потому что когда считали в 5-м году, там было 423-502 тигра, в этом году – 523-540.
Панкин:
- Это большое увеличение?
Шоршин:
- Это достаточное увеличение. Вопрос не в том даже, чтобы довести тигров до какого-то определенного количества особей, хотя такая цель тоже есть, но вопрос в том, чтобы люди, которые живут в ареале тигров, каждый день сталкиваются с его деятельностью, сельские жители, может быть, охотники, они не видели в тигре врага. То есть выстраивание гармоничных отношений – это одна из основных задач, которые стоят перед центром. Помимо защиты его ареала от незаконных лесорубов, от браконьеров, существует у нас еще такая задача, как наладить взаимоотношения. То есть всегда есть ситуации, которые потенциально считаются конфликтными.
Панкин:
- А какие еще задачи, чем конкретно занимается центр «Амурский тигр»?
Шоршин:
- В первую очередь – выстраивание взаимовыгодных, полезных отношений между государственными органами и общественными организациями. То есть наладить между ними диалог и помочь им работать вместе на благо амурского тигра. Это принципиальная и самая важная задача. То есть быть неким мостиком, который соединит всех заинтересованных людей в том, чтобы единая цель, единая задача – сохранение тигра, она выполнялась. Есть второстепенные задачи – увеличение ареала, консолидация его, чтобы очаги ареала не разрывались. В 10-м году на международном форуме Россия взяла обязательства к 2022 году, следующему Году тигра, довести численность наших тигров до 700.
Панкин:
- Как вы оцениваете свою работу за эти 4 года?
Шоршин:
- Оцениваем положительно. Первый положительный результат – это учет прошлого года. Во-вторых, общение с людьми из Приморского края, Хабаровского края дает такие оценки, что люди смотрят на тигра уже совершенно по-другому. Еще какое-то время назад существовало мнение, что тигр, как, кстати, и леопард дальневосточный, является вредным зверем, которого необходимо убивать, потому что он может корову утащить у кого-то из села. Кстати, чтобы этого не было, была придумана довольно хитрая схема со страхованием этих самых коров. Поэтому если у кого-то из ареала тигра он утащил корову, и ты можешь доказать, что это была твоя корова, и это был именно тигр, то ты получишь компенсацию и зла на тигра держать не будешь. Так что вот такие минимальные прикладные проекты, это на самом деле действует гораздо больше, чем пропаганда и вселение мысли о том, что давайте жить дружно, задумайтесь об экологии.
Панкин:
- А если человек действительно убил тигра, якобы во время самозащиты так называемой, допустим, охранял свой скот, ему за это что-то будет, штраф, может быть, какой-то?
Шоршин:
- Должно разбираться следствие в обстоятельствах дела. Поэтому так однозначно сказать нельзя. Но если убийство было преднамеренное, не в целях самозащиты, то человек, скорее всего, отправится в тюрьму. Потому что нападение тигра по имеющейся статистике в 90% случаев это спровоцированное нападение. То есть человек сначала подстрелил тигра либо выслеживал его по зимней тропе, либо еще как-то пытался нанести вред, тигр начинает, как любой большой вредный кот…
Панкин:
- Что касается браконьеров, как сейчас ведется борьба с ними?
Шоршин:
- Есть несколько направлений, по которым борются с браконьерством. Первое – это так называемая служба охотнадзора. В Приморском крае, в Хабаровском крае существует особая служба, которая занимается ежедневным патрулированием лесов на предмет того, чтобы законодательство в природоохранной сфере соблюдалось. Центр «Амурский тигр» помогает им, в том числе техникой, автомобилями, чтобы они соответствовали по уровню оснащения браконьерам и не уступали им, и если что, могли препятствовать их незаконным действиям и незаконной деятельности. Во-вторых, это работа с молодежью. Потому что дети – это тот материал, с которым можно работать, объяснить им, что не надо идти в лес, чтобы убивать тигра, добывать его, пытаться на этом как-то навариться. Потому что с взрослыми ситуация гораздо сложнее, их уже не исправишь, а воспитательная работа гораздо важнее, она дает результат на дистанции и в перспективе. А если мы говорим о том, что сейчас, это взаимоотношения: охотнадзор, таможня, правоохранительные органы.
Панкин:
- Насколько я знаю, больше всего охотников именно из Китая. Я про браконьеров сейчас говорю. Среди них не местное население, а именно китайцы. Или китайцы больше сосредоточены на покупку?
Шоршин:
- Если мы говорим вообще в целом о браконьерстве, то браконьерство тоже бывает разное. Это может быть браконьерство с целью выгоды, может быть браконьерство из хулиганских побуждений. Во-вторых, браконьерство может быть даже не за животными или непосредственно тигром, это может быть китайский сборщик женьшеня, который перешел границу где-нибудь на «земле леопардов» втихаря, на участке, где граница не очень хорошо охраняется, и, посидев вечер в засаде какой-нибудь, вышел, собрал женьшень и также ушел на свою территорию. Это тоже считается браконьерством, по большому счету.
Панкин:
- Но тигру вреда не приносят при этом.
Шоршин:
- Они не приносят, но в целом, если мы говорим о статистике за год, то браконьеры наносят урон, наверное, особей на 15-20.
Панкин:
- Это в год погибает?
Шоршин:
- Да. Если мы в проценты переведем, получится порядка 5%.
Панкин:
- Что вы ожидаете после слов Владимира Путина, который во время Послания Федеральному собранию сказал, что нужно внимательнее и ответственнее относиться к работе по сохранению популяции тигров в России? Как вам это поможет?
Шоршин:
- Я уверен, что нам это поможет. Просто еще раз напомнит всем, что такое амурский тигр, почему он важен для региона, в котором он обитает. Это не просто зверушка, которую можно вытащить, и ничего не произойдет. Это очень важный аспект всей экологической пирамиды. Потому что, условно говоря, то, в каком состоянии пребывает популяция амурского тигра, является зеркальным отражением того, в каком состоянии пребывает вся экология Дальнего Востока. Если будет мало тигров, это значит, что со всей природой что-то не то. По-моему, люди переборщили. Но, с другой стороны, нельзя забывать о том, что человечеству тоже надо развиваться. Поэтому мы не призываем создать на территории всего края заповедники, людей выгнать и повсюду расселить тигров. В любом случае мы считаем, что должно быть взаимовыгодное сосуществование и животных, и людей.
Панкин:
- Анастасия, чего вы ждете от следующего года в плане денег? Как вам помочь, какая помощь вам действительно требуется, чтобы ваш фонд работал эффективнее?
Цветкова:
- Если мы говорим конкретно о деятельности фонда, то мы прежде всего должны, наверное, сказать о программах, которые планирует реализовать фонд в следующем году и в последующие годы. Потому что, как я отметила, мы крайне не хотим замыкаться на конкретном Годе экологии. Год экологии – отличный старт, в том числе и для деятельности нашего фонда, но одновременно мы должны понимать, что экология это наш образ жизни, соответственно, это длительный процесс. Если мы должны говорить о конкретных суммах денег, то я бы опиралась на направления деятельности. Фонд планирует плотно сотрудничать с особо охраняемыми природными территориями, в поддержке их в строительстве экологических троп, в развитии инфраструктурных проектов, для того чтобы приезжающие туристы, о которых мы сегодня уже поговорили, имели возможность не просто прикоснуться к Листвянке, посетив ее из Иркутска и заглянув на Байкал, а действительно познакомиться с уникальной байкальской природной территорией и прикоснуться к ней в таком исполнении. Наверное, финансирование подобных программ – это определенный бюджет, который определяется совместными природными территориями. Мы не можем сейчас сказать конкретную сумму, но я точно могу сказать, что речь идет как о записи конкретного ролика по экологическому просвещению, так и до масштабного инфраструктурного проекта, который может стоить несколько миллионов, а может быть, и миллиардов рублей. Поэтому здесь есть большой простор для помощи, как со стороны бизнеса, так и со стороны государства в программе их деятельности. Но это одна сторона медали.
Есть еще второе направление. Это поддержка научных учреждений. Ведь помимо тех программ, которые связаны непосредственно с экологией озера, с его охраной, есть множество программ, связанных и с уникальной эндемикой озера. Ведь это не только 20% чистой воды, это и уникальный планктон, который обитает, например, на дне Байкала, который может сопротивляться сильному давлению воды на глубине. Это уникальное поле для высокотехнологичных разработок, для изготовления новых штаммов антибиотиков и т.д. Это тоже Байкал. И это тоже направление, которое требует дополнительного финансирования.
Панкин:
- Анастасия, чего в России не хватает зоозащитникам? Что есть на Западе, чего нет у нас?
Цветкова:
- Наверное, общего понимания со стороны населения. Я тут приведу пример программы, которую сейчас внедряет WWF, который запустил прекрасную, я считаю, такую маркетинговую инициативу про то, что гордятся в России природой больше 90% россиян, а помогает только 1% россиян. Мне кажется, это особенности нашего менталитета и желание как сохранять природу своим ежедневным поведением, так и жертвовать на ее защиту свои личные средства либо, если мы говорим о бизнесе, то некого направления корпоративной социальной ответственности в данном измерении. Хотя мы наблюдаем положительную динамику. На прошлой неделе был форум по корпоративному волонтерству, на котором представители различных компаний делились своим опытом, как они привлекают представителей бизнеса непосредственно к экологическому волонтерству, что это в настоящий момент не только уборка мусора, а это целый масштаб различных природоохранных инициатив.
Это и работа на станции кольцевания птиц, например, когда мы отслеживанием маршруты их передвижения и можем сделать выводы о сохранении тех или иных видов птиц, помогать в этом тем же самым заповедным территориям. Это и высадка деревьев, это новые программы по озеленению территорий, в которых проживают наши сограждане. Иногда к таким инициативам привлекаются семьи сотрудников, и дети с самых ранних лет видят, как можно помогать природе. Это очень дорогого стоит. Мы надеемся, что эти инициативы получат развитие.
Панкин:
- Андрей, как организована защита амурского тигра сегодня? Ведь если около 20 особей в год погибает, то, условно говоря, через 10 лет, даже если они увеличиваются на 50 штук время от времени, то их не станет, с учетом того, что их сейчас чуть более 500 штук вообще.
Шоршин:
- Знаете, их порядка 500 штук уже вторую перепись подряд. Поэтому можно сказать, что на протяжении 10 лет численность уже стабилизировалась на определенной отметке. Поэтому в принципе это плюс. 500 особей это довольно жизнеспособная популяция, по факту тигр не на грани исчезновения, он себя более-менее нормально чувствует. Поэтому пугаться не стоит, все в порядке с тигром будет. А чтобы говорить о том, как происходит защита тигра, необходимо сначала обозначить основные угрозы, которые угрожают этому хищнику. Помимо браконьерства, о котором мы уже говорили, существует такая проблема, как сокращение кормовой базы. Число копытных животных в ареале тигра имеет свойство в зависимости от погодных условий, еще от каких-то факторов… Допустим, в сентябре в Приморье прошел тайфун, всё посмывало. Отчасти это навредило и животным. Специалисты, конечно, обследовали все места, мертвых животных не нашли, но это затруднило доступ к пищевым ресурсам. Где-то желудь плохо уродился из-за этого, поэтому кабану нечего есть. Меньше кабанов, соответственно, становится меньше тигров, потому что тигры едят кабанов. Это была вторая причина, угрожающая тиграм, - сокращение кормовой базы.
И третья причина – это, конечно, незаконная рубка деревьев. Потому что это часть этой самой цепочки. На деревьях растут желуди, это влияет на копытных, копытные влияют на тигра, всё закольцовывается. Поэтому работаем мы непосредственно с каждым из этих трех аспектов. Что касается копытных, которых разводят, допустим, в охотхозяйствах. Ежегодно охотхозяйствам оказывается помощь в виде кормов для животных и вакцинирование для этих копытных животных. В этом году было порядка 200 тон приобретено желудя, кукурузы, чтобы помочь кабанам, оленям, которые приходят. Благодаря этому их численность увеличивается. В этих же местах комфортно чувствует себя тигр. Если мы вернемся к процентам, то порядка 80% всех тигров на Дальнем Востоке обитает на территории охотхозяйств и только 20 обитает в заповедниках и национальных парках.
Панкин:
- Ведь есть такие организации, которые занимаются похожей деятельностью, их можно назвать конкурентами. Они вам мешают или помогают? Это здоровая конкуренция?
Шоршин:
- Непосредственно на Дальнем Востоке существует еще как минимум несколько организаций, которые также занимаются сохранением тигра. Это в первую очередь WWF, дальневосточный филиал, амурский филиал. Но он не является нашим конкурентом, у нас очень много совместных проектов, прикладных проектов в первую очередь. Поэтому у нас, условно говоря, кооперация скорее, нежели соперничество. Потому что работаем мы ради одного дела. И я напомню, что центр создавали как раз для того, чтобы строить мостик между государством и природоохранными организациями другими. Если люди помогают тигру, зачем мешать этим людям?
Панкин:
- А с другой стороны, почему тогда нет альянса некого, зачем разные организации?
Шоршин:
- Это вопрос юридической формы. Если люди работают там уже 10 лет, смысл их пытаться куда-то… Даже не задумывался об этом, честно говоря. Создавать какие-то юридические формы, которые включили бы их сюда, а этих туда, - зачем? Каждый делает свое дело.
Цветкова:
- Я вернусь к Посланию президента. Он не только определил приоритетные области работы и в контексте экологии, и природных территорий, но и призвал обратить внимание со стороны наших госорганов власти на молодые инициативные группы, на волонтеров, на некоммерческие организации, которые готовы помогать, которые готовы уделять свое время, средства, идеи на то, чтобы быть полезными в тех или иных проектах. Я считаю, что в желании помогать не может быть конкуренции. И если мы говорим в том числе и об озере Байкал, о байкальской природной территории, то ценен вклад всех тех экспертных сообществ, которые готовы помочь озеру. Поэтому фонд – это один из игроков в этом направлении, который готов гармонизовать информационное пространство вокруг экологических аспектов байкальской природной территории и озера Байкал и вести свою работу по поддержке прикладной науки, по поддержке особо охраняемых природных территорий в их программах развития. Поэтому мы тут скорее все союзники, нежели конкуренты.
Панкин:
- А как вообще ситуация с экологией обстоит в России, если сравнивать нас с такими же цивилизованными европейскими странами, на каком мы месте, как у нас всё это устроено?
Цветкова:
- Недавно общалась с коллегами из нашей перерабатывающей индустрии, которые говорили о том, как они внедряли новые нормативы по очистке своих производств, и как эти нормативы превышают по своим стандартам нормативы у европейских коллег. Это очень показательный пример на самом деле. Если мы говорим о том, насколько это реализовано в России на сегодняшний день, может быть, мы где-то и отстаем от западных коллег. Но то, к чему мы идем, насколько мы хотим защищать свою природу, показательно, что те регламенты, которые сейчас спускаются на наши фабрики и заводы, они гораздо выше по своей эффективности, чем у европейских коллег. Поэтому новые разработки нам зачастую приходится делать самим, и мы не можем обратиться к зарубежному опыту, потому что, например, выбрасываемая вода вторичная после производства должна быть максимально очищенная. И это не идет в сравнение с тем, что делают в Европе.
Шоршин:
- Знаете, стоит разграничить подход в Западной Европе и в России. Потому что довольно тяжело сравнивать нас и их в том, что касается, по крайней мере, нашей деятельности. Если мы возьмем Западную Европу, там нет такого биоразнообразия, как существует в России. Если там идет речь об экологии, там она скорее ориентирована на то, чтобы производство и то, что делает человек, не нарушало экологию. Мы при этом сейчас пытаемся сделать так, чтобы это не только сохранило природу, но сохранило еще тот гигантский пласт животных, которые существуют у нас. У них была показательная история. Как-то я заехал в Австрию. На соседнем месте сидела моя мама, которая начала говорить о том, что вон лес, наверняка живут медведи. Мне стало интересно, я полез в поисковик. Оказалось, что в Австрии последнего медведя видели в 80 каком-то году, хотя и на гербе у них медведь, и на всех марках медведь. Считается, страна медвежья, а медведей там не видели уже 20 лет. Поэтому сравнивать их, которые, условно говоря, истребили давно всех животных, потому что везде живут люди, и теперь они думают, как всё сохранить, у нас еще есть, что сохранять, нам не надо ничего возвращать.
Панкин:
- То есть вопрос территорий в данном случае играет нам на руку?
Шоршин:
- Да.
Панкин:
- Нам сложно, потому что у нас слишком большая территория.
Шоршин:
- У нас есть люди, у нас есть животные. Места в принципе у нас в стране хватит и тем и другим, нам не надо уничтожать виды, как это было какое-то время назад в Европе, чтобы потом пытаться что-то сохранить и учить других. У нас сейчас та точка, в которой мы можем выстроить нормальные взаимоотношения с природой и человеком, соблюсти баланс.
Панкин:
- Анастасия, я понимаю, что вы конкретно занимаетесь озером Байкал, но в России очень много и других озер. Вы можете сказать, как там обстоят дела? Есть ли какие-то совсем критические ситуации?
Цветкова:
- Не буду перечислять по пальцам конкретные озера, как обстоят у них дела. Тут есть общая динамика, которую мы можем наблюдать. Там, где у нас активная антропогенная нагрузка со стороны человека, будь то туристический поток либо выстроенные производства, там ситуация объективно хуже, нежели в тех местах, где у нас нетронутые нашей рукой природные объекты. Но таких, к сожалению, в стране мало. Поэтому дела обстоят по-разному. Зачастую это связано все-таки с антропогенным фактором.
Панкин:
- Я надеюсь, что 2017 год, Год экологии, в корне изменит ситуацию или, по крайней мере, будет таким переломным.
Цветкова:
- Я очень надеюсь, и прежде всего, хочется надеяться, что Год экологии обратит внимание непосредственно россиян на уникальное богатство страны, в которой они живут, и на возможность каждого быть причастным к тому, чтобы ее оберегать.
Панкин:
- Вообще год экологии в целом – это ряд каких-то постоянных мероприятий, которые будут проводиться по всей стране? Просто не совсем понятно, что такое год экологии.
Цветкова:
- Это действительно федеральная программа, это 600 мероприятий во всех регионах России, которые связаны с различными направлениями природоохранной деятельности. Это новые введенные нормативы для производств, это и какие-то событийные, форумные мероприятия, которые позволят собрать ключевых стейкхолдеров и обратить их внимание на аспекты экологии в нашей стране. Тем не менее, это прежде всего программный аспект, который позволит обратить внимание всех на экологию.