Кыргызстан
+13°
Boom metrics
Сегодня:

Дмитрий Ольшанский: Наша система свихнулась на почве информационной безопасности

В эфире Радио «Комсомольская правда» обсуждаем с известным публицистом, почему говорить о проблемах в России становится всё опаснее [аудио]
Дмитрий Ольшанский: Наша система свихнулась на почве информационной безопасности

Дмитрий Ольшанский: Наша система свихнулась на почве информационной безопасности

Фото: Иван МАКЕЕВ

Афонина:

- В студии публицист Дмитрий Ольшанский.

Ольшанский:

- Добрый вечер!

Афонина:

- И сегодня я предлагаю нам с вами поговорить, знаете, о чем? Из глубины интернет-пространства тема интересная. Она касается новой доктрины информационной безопасности страны, которую накануне утвердил президент. Документ был подписан 5 декабря и уже вступил в силу. Смысл следующий: нужно обеспечивать информационную безопасность. Кто бы спорил. Вопрос в другом. Насколько в нынешних условиях это осуществимо? И есть ли специалисты, которые готовы идти на подобную что? Блокировку нашей страны?

Ольшанский:

- Вы знаете, уже такое чувство тошноты от всего этого охватывает. Просто ужасное. Просто не знаешь, куда деваться от этой информационной безопасности. Наша система свихнулась на этой почве, к сожалению. Просто здесь зажали уже все так и продолжают постоянно. Понятно, есть небольшой кусочек жизни, в котором это нужно. Это, прежде всего, защита каких-то технических систем, скажем, государственных органов, банков и так далее от хакеров. Да, это очень нужная вещь. Но она абсолютно не требует никаких доктрин. Она требует просто технического аппарата и специалистов, которые с ним работают.

Но речь не об этом. Речь о том, что они все время пытаются все запретить. Понимаете? Как был анекдот двадцатых годов, когда был вечер и Маяковский: а вот у нас здесь присутствует товарищ цензор. Давайте попросим его что-нибудь нам запретить. Вот эта бесконечная попытка все запрещать. У нас уже ничего нельзя. У нас законодательно запрещено обсуждать любое изменение состава территории России. Это полностью заблокированная тема. Какие территории входят в состав страны, насколько это хорошо или плохо, правильно или неправильно. Это нельзя обсуждать. Великую отечественную войну нельзя обсуждать. Потому что сразу полетит обвинение, что ты пересматриваешь ее итоги и так далее. Северный Кавказ нельзя обсуждать. Просто очень страшно. Вообще национальный вопрос, национальное устройство России нельзя обсуждать, абсолютно заблокированная тема.

И так далее. У нас сформировался уже целый пакет тем, причем, важных, болезненных и серьезных, которые просто заблокированы. Людей в провинции зачастую сажают за какие-то картинки, за какой-то перепост каких-то текстов ВКонтакте. Вот мой друг Сережа Шаргунов в Госдуме поднял вопрос на заседании о женщине, которая где-то на Урале, ее посадили просто за то, что она сделала перепост, привлекла внимание к какому-то скандальному делу, связанному то ли с педофилом, то ли с чем-то еще, с насилием в отношении детей. Что-то такое. В общем, она хотела сказать: что за безобразие! Обратите внимание! Органы обратили внимание. И заодно стали сажать и ее, как распространителя запрещенного контента. И так со всем на свете. Нельзя обсуждать самоубийства, фашизм. Кто-то напечатает фотографию солдата в немецкой форме. Можно сесть в тюрьму. Разжигание, православных и мусульман тоже нельзя обсуждать.

Люди приучились писать доносы. Все время пишут, пишут доносы. Пусть правоохранительные органы проверят такое высказывание, сякое. Хирург сказал, Гозман сказал, Иванов сказал, Сидоров сказал. Блогер написал, газета.

Афонина:

- А что у нас с Носиком, кстати?

Ольшанский:

- К счастью, он не в тюрьме.

Афонина:

- Дмитрий, это один аргумент. Второй. Кто как не он говорил, что гром и молния на головы сирийского народа должны прилететь и так далее.

Ольшанский:

- Я считаю, что Носик имеет право говорить что угодно.

Афонина:

- Так он в интернете и говорит.

Ольшанский:

- В тот-то и дело, что из этого следует 282 статья, судебный процесс и очень нехорошие перспективы. Даже если его не посадят.

Афонина:

- Если это уровень Носика. А если это уровень никому неизвестного блогера?

Ольшанский:

- Посадят. Правильно. Тогда посадят сразу. В том-то и дело. Носика, может, не посадят, потому что у него есть какие-то известные друзья, может, не захотят связываться. А в провинции органы выполняют план. И они неизвестного Иванова только так посадят. За что угодно. И это ужасно все. Это накладывает чудовищные цензурные ограничения. Причем, такие мерзкие, потому что как бы при советской власти они были, даже больше, но там это была очень логичная раз и навсегда утвержденная система, которую люди знали всю жизнь, в ней жили. Привыкли и все было одно и то же. А здесь это все происходит в режиме ежедневного карнавала. Все время придумываются новые правила, одни отменяются, другие вводятся. Одних сажают, других не сажают. Это такой цирк цензуры, запретов и посадок, уголовных дел, бессмысленных судов и так далее. Ужасно.

Афонина:

- Тем не менее, отреагировали на эту доктрину, в частности, депутаты Госдумы. Вот Петр Толстой, небезызвестный человек обратил внимание на то, что люди сами должны осознавать угрозы, соблюдать информационную гигиену и приучить к этому своих детей.

Ольшанский:

- Правильно. Все запрещать.

Афонина:

- Почему запрещать?

Ольшанский:

- Потому что понятно, что он имеет в виду под гигиеной. Он имеет в виду, что надо вычищать, что ему не нравится.

Так нельзя жить. Это бесконечный список запретов. К слову сказать, это не только у нас. На Западе тоже не очень хорошо дела с этим обстоят. Лучше, чем у нас, но тоже плохо.

Это все грустно очень. Люди очень нетерпимы и все время пытаются призвать на помощь государство против своего оппонента. И органы. Давайте сдадим каждого, кто нам не нравится, в органы. Потому что он что-то не то написал и все, он преступник. Ужасно.

Афонина:

- Хочу обратиться к нашим радиослушателям. Что, по вашему мнению, такое информационная гигиена и как ее надо соблюдать?

Не знаю, у меня другие ассоциации, Дмитрий. Понятно, что убирать постель, чистить зубы и принимать душ два раза в день не всем нравится. Но это естественно для нормального человека, который хочет, чтобы люди на него обращали внимание не только потому, что от него дурно пахнет, а обращали внимание по другой причине, что это, не знаю, человек умный, развитый. Можно привлечь внимание чем угодно. Информационная гигиена, мне кажется, из того же разряда. И надо понимать, что ты смотришь, что пишешь и нести за это ответственность.

Ольшанский:

- Нет, не надо нести ответственность. Люди имеют право. Свобода слова – важнейшая добродетель современной цивилизации, потому что список тех, у кого есть претензии, очень длинный. Любая сколько-нибудь резко выраженная мысль, хоть сколько-нибудь полемически заостренная мысль кого-нибудь сразу обижает. Вы сразу находите в ней шовинизм, сексизм, ксенофобию, фашизм, тоталитаризм, оскорбление чувств верующих, пересмотр итогов войны, распад целостности России и так далее.

Афонина:

- Вот что пишут. С вами и соглашаются, и спорят. Из Нью-Йорка пришло сообщение: «Даже у нас в Америке есть цензура. Свобода слова – это не значит оскорблять других, а ваша свобода слова заканчивается там, где начинается мое право». Следующий радиослушатель с вами соглашается: «Дмитрий очень точно и образно отразил сплошные опасности, что говорить и анализировать насущное, ходишь как по минному полю».

Ольшанский:

- Конечно. В Америке тоже это есть, но меньше. Там, к счастью, больше можно, но там тоже тяжело с этим. Там свои проблемы. Я не хочу сказать, что это только у нас. Просто это тяжелая тема в принципе.

Мы с вами, Елена, хотели перейти на тему обсуждения самоубийств этих подростков, которые то и дело вешаются, стреляются. И та же логика. Вместо того, чтобы решать реальные проблемы, связанные с этими подростками, их тяжелое отношение с родителями, неправильное отношение к ним в школе, отсутствие психотерапевтической помощи, просто бедность, вместо этого запрещается обсуждать, говорить. Как будто человек, у которого все хорошо в жизни, прочитал это и пошел вешаться. Это же не так. Он пошел вешаться не из-за интернета. Из-за того, что у него в жизни что-то происходит. Но они хотят про интернет. Они хотят искать кошелек не там, где потеряли, а под фонарем. Потому что на этом приятно попиариться. Они все время занимаются пиаром на цензуре. Это очень противно.

Афонина:

- Есть одно маленькое «но», что видя то, что есть некая потребность, находятся и люди, которые на этой потребности играют самым страшным роковым образом. Это я про подростков.

Ольшанский:

- Дело в том, что все всегда на чем-то играют. Это вечная история в жизни.

Афонина:

- Они же деньги за это получают.

Ольшанский:

- Магазин играет на том, что есть водка. И что? Это же не повод, чтобы запретить водку. Нужно не водку запрещать, а нужно сделать так, чтобы у этих людей, кроме алкоголизма, в жизни была другая перспектива. Это не путь. Давайте запретим последовательно водку, сигареты, азартные игры, дискотеки, клубы, книги, музыку. Можно все запретить. Человек послушал музыку и повесился.

Афонина:

- А группы смерти запрещать надо?

Ольшанский:

- Да нет, конечно! Они возникают просто потому, что есть эти люди. Потому что есть ребята, которые мучаются подростковой депрессией гормональной. И поскольку им не оказывают помощи ни родители, ни школа, ни психотерапевты, никто, то они ищут себе какие-то формы времяпрепровождения. Но это никуда не денется, если их запретить. Подростковые самоубийства были и в дореволюционной России, и в советской России. Все было. И девочки вены резали, кто-то из окна прыгал: «В моей смерти прошу винить Клаву К» и что-то там. Все это было и без всякого интернета. И будет.

С этим надо, конечно, бороться, пытаться минимизировать это дело. Но не с интернетом, а с причинами.

Афонина:

- У нас телефонный звонок от Олега.

- Здравствуйте! Вы, конечно, Дмитрий зря списываете со счетов информационную войну. Это сильнейшее оружие. Помните Советский Союз и Российскую империю? При таком вооружении, мощной экономике достаточно было горстке мерзавцев появиться у власти и она рушится. Советский Союз был отлажен как машина, как робот. Но когда встали предатели у власти, все! Это все что? Идеология. Это мы не выдержали. Нам морали не хватило, духа русского нам удержать нашу страну. И поэтому… Вспомните, Иван Грозный? 20 тысяч у него было всего, разбил 120-тысячную армию янычар. Понимаете, какая была мощь? И кто мы сейчас? С этими ракетами, танками и бомбами.

Афонина:

- Спасибо. Я еще зачитаю сообщения. «Сахаровский центр выставлял у себя фотки украинских карателей. Это и есть правозащитная организация, которая подрывает информационную безопасность». «Есть еще и секты. Вот это все прописано в доктрине». «А есть ли опасность проникновения с целью создания паники».

Ольшанский:

- Дело в том, что панику в сети надо защищать против хакеров. Программистами, а не цензурой и запретами. А что касается фотографий, т ак пускай и выставляют. А вы возьмите и встаньте с плакатами против этого дела около этого центра, не заходя внутрь, без всяких погромов, если встанет 10 тысяч человек, все, они совершенно утрутся.

Афонина:

- Не встанут, Дмитрий. Это будет несанкционированный митинг.

Ольшанский:

- Когда 10 тысяч человек приходит, то митинг превращается в санкционированный по ходу дела. Потому что с этим приходится считаться. Проблема нашего народа состоит не в том, что кто-то какие-то фотографии выставил, а в том, что люди не умеют самоорганизовываться и вполне мирным и цивилизованным способом сами защищать свои права. Вот и все. И этому нас никакая Мизулина со своими запретами не научит.

Афонина:

- Вам другие аргументы приводят: «А если вбросить информацию о неустойчивом финансовом положении Сбербанка? Или дать ложную информацию о здоровье президента и так далее, чем это может обернуться для страны»?

Ольшанский:

- Информацию такую дают и так всякие сливы. Газетные «утки» разного рода – вечная история, которая всегда. Ну, вводите цензуру! А’ля газета «Правда»! Как в Северной Корее. Но зачем?

Афонина:

- А можно в интернете цензуру ввести?

Ольшанский:

- Надеюсь, что нет. Правда, они очень надоели со своей цензурой.

Афонина:

- Дмитрий, а как зарабатывают в интернете? Те люди, которые говорят, что да, те самые группы смерти, которые подростков подталкивают к роковому шагу, они очень хорошо на этом зарабатывают. На чем?

Ольшанский:

- Да я не знаю. Я не думаю, что они зарабатывают. Это все параноидальный бред! Страшное в жизни этих подростков происходит. Эти ребята из Псковской области, их били родители, понимаете? Били, скандалили, не понимали их Вот это страшно! А никакие не группы смерти. Мамаша там какая-то, которая бьет свою дочь. Вот что ужасно. А эта сволочь, извините, наши начальники, которые декриминализовывают домашнее насилие, что бить детей можно, говорят они. Вот где зло!

Афонина:

- Ну, да. А потом мальчик стреляет в маму своей подруги и об этом радостно рассказывает в «перископе».

Ольшанский:

- Потому что первопричиной являются отношения людей. А совершенно вот это вот, как говорил Воланд в романе, аппаратура. Ни компьютеры, ни телевизоры. Отношения людей. Если люди подвергаются унижению, насилию, их не понимают, да, потом они найдутсебе что-то. Хорошо, вы заберете у них компьютеры, телевизоры, видеомагнитофоны еще остались? Но они и без этого найдут себе занятие. Они просто возьмут топор и пойдут и кого-то зарубят.

Конечно, надо не этим заниматься. А заниматься смягчением и гуманизацией нравов в отношениях между людьми, между людьми и государством, родителями и детьми и так далее.

Афонина:

- У нас телефонный звонок от Алексея.

- Здравствуйте! Я уже слышал такие разговоры в конце восьмидесятых, когда все, кто могли, эти либералы, все расшатывали. Лишь бы развалить Союз, убрать компартию. И к чему мы пришли? Такие же разговоры этих либералов были в 14-м году, в 17-м, когда пытались все расшатать, все свергнуть. Не нужна нам вот эта демократия. Что мы хотим? Россию развалить? Необъявленная война идет. Нельзя так.

Афонина:

- Вы считаете, что информационные угрозы – это реально?

- Реально угроза! Или мы существуем как государство, или нас просто нет. Будет тысяча мелких осколков.

Афонина:

- Что надо, по вашему мнению?

- Должна быть государственная программа, чтобы поднимать чувство патриотизма, чтобы люди гордились своей страной, чтобы носили майку с надписью «Я – русский». Не то, что по-английски написано. Чтобы не было вывесок на латинице, чтобы вывески все были на русском. На магазинах, везде. Надо, чтобы люди гордились своей страной!

Ольшанский:

- Господи боже мой… Бесконечный телевизор прет.

Афонина:

- Почему, Дмитрий? Многие так думают.

Ольшанский:

- Это телевизор разговаривает сквозь людей. Даже язык телевизора. Это очень грустно, конечно.

Афонина:

- Тем не менее, наша программа позволяет нашим радиослушателям и согласиться с вами, и поспорить.

Вот что нам пишут радиослушатели. Михаил продолжает с вами дискутировать. Вот что он пишет: «Дмитрий, я вас не понимаю. Вы критично о патриотизме. Откуда возьмется сила духа? Откуда это героическое самопожертвование человека с большой буквы с фамилией Прокопенко? Я вас не понимаю!».

Ольшанский:

- Почему я критично о патриотизме? Я не понимаю. Я критично о цензуре. О бесконечной погоне за запретами. Причем тут патриотизм? Патриотизм – это естественное чувство любви к той земле, к той общности, которая тебя родила в известном смысле. Это нормально, это хорошо, это правильно. Причем тут бесконечная 282-я статья?

Я не только за патриотизм. Я за национализм. Но я против 282-й статьи. Так что-то вы тут не о том.

Афонина:

- Интересно, куда делся воспитанный десятилетиями патриотизм в 1991 году?

Ольшанский:

- Это было все совершенно картонное. Это была совершенно больная система, которая препятствовала, блокировала любые попытки людей самоорганизоваться. Все было запрещено. Ничего было нельзя. А потом она просто стала разваливаться. И за несколько лет развалилась полностью, потому что она была внутренне нежизнеспособна. Она держалась только на огромных объемах, заложенных еще в сталинские годы. Огромный военно-промышленный комплекс, страх и так далее.

За ней не было главного. Того, что есть и в Америке, и в Европе. Самоорганизации граждан, которым не нужен никакой генеральный секретарь. А в нашей стране с этим огромная проблема, потому что люди не умеют сами, они не понимают. Они все время должны спрашивать у телевизора, что важно. Для них то, что показывает телевизор, важнее, чем реальные проблемы их реальной жизни. Они все время хотят думать, что их судьба решается где-то не здесь. В Америке. В Сирии. Еще где-то. Какие-то враги, Ротшильды, Рокфеллеры. А, на самом деле, она решается во дворе, в их доме, в их подъезде, с их друзьями, соседями, в их районе. И с этого начинается правильное государство. Оно с чего начинается? С того, что люди должны сами выбирать себе на реальном низовом уровне себе власть. Они должны выбирать себе полицейских, судей, священников и так далее. И на э том вырос весь западный мир. А у нас, к сожалению, все наоборот. Приходит государство и говорит человеку: тебя зовут Вася Иванов. Хорошо, говорит человек. Ты должен делать то-то. Хорошо, говорит человек. Вот мы тебя ставим на должность. И все ровно наоборот. Не снизу вверх, а сверху вниз. И весь Советский Союз был построен на идее движения сверху вниз. Только. И когда в горбачевское время приказы вдруг перестали поступать, то люди совершенно растерялись. И поэтому это все с такой нечеловеческой силой слилось. Все это КПСС, КГБ. Все это развалилось за несколько дней. Потому что ничего не было за этим. Оказалось, что есть совершенно незначительное количество людей, которые готовы сами что-то делать. Без системы.

Афонина:

- Тогда два примера самоорганизации. Один – прошедшие американские выборы. И второй – то, что происходило в Европе, в частности, во Франции, когда люди тысячами выходили на те самые пешие прогулки, но весьма организованные с плакатами, которые требовали не допустить распространения однополых браков и прочее. Ну, посмотрели на них. Наплевали. Правительство принимает свое решение.

Ольшанский:

- Нет. Просто они в меньшинстве во Франции. Потому что общее мнение сейчас большей части стран мира, кроме Африки и исламской Азии, в основном совершенно нормально люди относятся к геям.

Афонина:

- Давайте возьмем проблему Украины и Нидерландов. Нидерланды на референдуме что сказали? А мы не хотим, чтобы Украины вступала в Евросоюз. Что сказали дальше? Да идите вы со своим мнением!

Ольшанский:

- Это не совсем так. Потому что там происходит долгие процесс бодания. Это так всегда. На самом деле, всегда. Это только вот этой вот вертикальной системе вдруг приходит какой-то приказ и все. И не обсуждается. Потом он не приходит. Тогда система разваливается. А в системе горизонтальной происходит вечное бодание. Естественно, что правительство думает одно, люди, может, другое. Они настаивают, проводят референдум. Правительство упирается, они опять нажимают. Там происходит реальный процесс. И, как мы видим, в каких-то случаях он заканчивается совершенно не тем, что хотело правительство. Как в Англии мы видели, в Америке. Это периодически происходит. Вот сейчас провалился референдум в Италии, который проводила действующая власть. И действующая власть ушла в отставку. Они ничего не сфальсифицировали. Они проиграли. Это очень важно. Конечно, они будут придумывать новые мульки, но жизнь из этого устроены. А будет оппозиция. Она будет опять… Это нормально. Так и надо жить. Естественный процесс борьбы.

Афонина:

- Движуха.

Ольшанский:

- Из этого состоит жизнь. Из того, что возникают проблемы и мы их преодолеваем. В отличие от ситуации, когда человек сидит в сумасшедшем доме и глядит в стену.. Там нет движухи.

Афонина:

- Хорошо. У нас звонок от Александра.

- Здравствуйте! По поводу информационной безопасности, знаете, мы сейчас все больше напоминаем СССР годов семидесятых. Запад враг. Мне кажется, что информационная безопасность в современном мире невозможна. Или надо строить Советский Союз в первозданном виде. Отгораживаться от всего мира. С одной стороны, то, что мы сейчас делаем. С другой, есть выезд за рубеж. Люди туда ездят и могут сравнивать, как там живут, как здесь. Есть интернет. Вот построить то, что было в СССР, но это нереально.

И еще один момент. По поводу патриотизма. Мне кажется, мы начинаем на патриотизм налегать, когда у нас какие-то проблемы в экономике. Вот чем хуже у нас с экономикой, тем больше патриотизма.

И по поводу того, что постоянно либералов ругают, я не знаю. У нас либералов у власти лет двадцать нет, а все либералы виноваты. Последние двадцать лет уже не либералы управляют страной, а совсем наоборот. Проблема не в них.

Афонина:

- Спасибо. Либералов во власти нет, и либералов никто во власть не пускает. Слушайте, а что у нас с экономическим блоком правительства?

Ольшанский:

- Дело здесь не в том, что хорошая заграница, плохая. Это все ложная постановка вопроса. И пропаганда в телевизоре ложная, потому что наша власть, она очень льнет к западным странам. Очень льнет и цепляется за каждую возможность с ними помириться. И это все для внутреннего потребления мульки про то, что плохой Запад. Он, конечно, хороший для нашей власти.

Дело не в этом. Люди должны учиться сами формировать свою картину мира. Сами выбирать власть, сами организовываться. И тогда, пожалуйста, может, вполне хорошая ситуация, при которой мы враждебно относимся к кому-то. В мировой политике друзей нет, понимаете. Это нормально – негативно относиться к политике, не знаю, американцев или Евросоюза. Проблема состоит в том, что мы начинаем к ним относиться негативно, потому что нам так сказал телевизор. И в тот момент, когда телевизор передумал, мы тоже передумаем. Эрдоган друг? Враг? Опять друг. Вдруг надо полезть в Сирию. Потом выяснится, что мы должны про нее забыть. Вот это зло. Зло – это механическое централизованное зомбирование людей чем-то одним. А естественные чувства борьбы, враждебности в политике, они нормальны. Тот же Трамп или Хиллари, неважно, как мы к ним относимся. Но они вполне себе говорили о том, что у Америки есть враги и что с ними надо бороться. Просто там есть конкурентная система. А не то, что есть на всю Америку один телевизор и он все время рассказывает про то, что там надо бороться с Россией. А потом его вдруг переключают, и там все меняется полностью. Это не так.

Афонина:

- Хорошая конкурентная система. Сейчас как пересчитают голоса!

Ольшанский:

- Нет. Этого уже не будет. Это дымовая завеса. Это они просто хотят немножко себя поднять, свою значимость. Уже признали. Никто не будет так скандализировать.

Афонина:

- А партия зеленых, которая это инициировала? Это что было?

Ольшанский:

- Это они пиарятся так. Белый дом признал. Все.

Афонина:

- А как же деньги, которые на пересчет голосов выделили?

Ольшанский:

- Это деньги на пиар. Мы боремся там с плохим Трампом. Вот что это такое. Трамп будет президентом. Точно.

Афонина:

- Проверим. Поскольку выборщики 18-го голосовать будут, так что, посмотрим.

Еще один телефонный звонок. Генрих, здравствуйте!

- Здравствуйте! По Штатам. Если я не ошибаюсь, там один выборщик от штата Техас сказал, что он будет голосовать так, как захочет, а не так, как проголосовали избиратели. Это по поводу демократии.

По информационной безопасности. Несомненно нужна и насущна. И национальная операционная система, и хранение персональных данных на территории России. Но без фанатизма, доходящего до идиотизма, когда репродукцию Васнецова признают экстремистской. Или какой-то местный графоман-прокурор…

Афонина:

- Босха порнографией. Помним!

- Лермонтова.

Вот есть конкретные вредоносные сайты. Вот доступно показано, как изготовить взрывное устройство, яд. Естественно, эти сайты надо блокировать. Или, скажем, администраторы ресурсов, на которых идет трансляция, скажем, попытки суицида, они должны немедленно блокировать. Потому что есть такая пословица на эту тему – на миру и смерть красна.

Афонина:

- Спасибо.

Дмитрий, давайте вспомним про то, о чем наши радиослушатели сегодня говорили не единожды. Постоянно идут сравнении я с временами Советского Союза. Понятно, что эта неделя особенная. В декабре 91-го в Беловежской пуще главы России, Украины и Белоруссии подписали соглашение об образовании на его месте СНГ. Это произошло ровно 25 лет назад. И не стало СССР.

Социологи каждый год проводят опросы. Сейчас опять провели. Левада-центр этим занимается. И, как выяснило недавнее исследование, 56% опрошенных сожалеют о распаде Советского Союза. При этом только 12% говорят о том, что хотели бы сейчас все восстановилось. Верят в это только 12%. Понимают, что возврата нет.

Ольшанский:

- Конечно, люди сожалеют, потому что много важных вещей они потеряли. Но при этом это не отменяет факта, что система была абсолютно неправильная и больная. Нежизнеспособная. Ее невозможно было сохранять в том виде, в котором она была. И не нужно. Ее нужно было грамотно и по-умному реформировать. Но не было людей, которые могли это сделать.

Это была система антинациональная и антиогражданская, в которой и русский народ играл роль совершенно пассивную и подчиненную, и чувство гражданское как таковое было отдано на откуп каким-то очень сомнительным людям или каким-то радикальным националистам окраин СССР, или каким-то радикальным либералам. Но у большей части населения страны и особенно русского населения не было никаких механизмов политических и, главное, психологических, чтобы вовремя научиться самоорганизовываться и сопротивляться. За счет чего и произошел тот распад, который произошел, когда от России были отторгнуты огромные русские территории. И в Прибалтике, и в Белоруссии, и на Украине, и в Казахстане. И это произошло именно за счет абсолютной пассивности и беспомощности, неподготовленности русских людей в Советском Союзе к тому, что может случиться. Потому что они жили в коконе пропаганды, запланированной и регулированной жизни. А потом, когда все в одночасье стало разваливаться, они совершенно растерялись и оказались выброшенными непонятно куда. Идти на рынок торговать турецкими куртками.

Афонина:

- Может, не понимали масштаба бедствия?

Ольшанский:

- Никто ничего не понимал, да. Как и во время распада Российской империи, да, большая часть людей ничего не понимала и не успевала сориентироваться. Естественно. И это очень трагическая и история, несомненно. При том, что я не питаю теплых чувств к этому Советскому Союзу. И считаю его неправильным явлением. Но это не значит, что то, что получилось после его распада, хорошо. Нет. И это тоже плохо. Потому что нужно было действовать иначе. Но не было того понимания тогда.

Афонина:

- А как?

Ольшанский:

- Во-первых, нужно было избавиться от главной беды Советского Союза – страшной ленинской системы национально-территориального разделения, которая полностью игнорировала русских. Приписывала огромные территории, какие-то миллионы людей совершенно не туда, куда надо. Нужно было это вопросы решать. По крайней мере, в проблемных точках вовремя. Таких, как Карабах, Крым, тот же Донбасс, между прочим, Нарва. И так далее. Разные есть места по всему бывшему Советскому Союзу. Таких, как северный Казахстан – наша южная Сибирь. Много таких мест.

Нужно было перераспределять территории и ресурсы с учетом того, что существует такая вещь, как русские. И у них должно быть национальное политическое представительство. Это главный вопрос первый.

А второй главный вопрос – это социально-экономический вопрос. Людей нужно было накормить прежде, чем страна рухнет. Например, можно было сделать это, выгодно продав ГДР вовремя. Если бы на месте Горбачева был какой-то умный и хитрый человек, он был мог продать свое лояльное отношение к ликвидации Варшавского договора, имея там войска, как очень большой аргумент, на эти деньги можно было накормить страну. А это была бы совершенно другая политическая ситуация.

Афонина:

- А почему этого не было сделано?

Ольшанский:

- Просто глупые и наивные люди. Простодушные совершенно. Ни к чему не готовые и жившие в коконе таком со славянских времен. Когда есть какая-то простая матрица правильного поведения, а шаг влево, шаг вправо – нельзя. Потому что сразу наступает уголовная ответственность, что у нас опять стремятся ввести. Полностью лишить людей самостоятельности, запрограммировать им какой-то простой маршрут, а потом, когда эта дорожка вдруг оборвется, то все. Из ушей дым. Это большая беда.

Афонина:

- Сожалеете ли вы о распаде СССР? Давайте в оставшиеся несколько минут дадим возможность ответить на этот вопрос нашим радиослушателям. Александр, здравствуйте!

- Здравствуйте! Мы говорим все время о политике, об экономике. Там плохо, там плохо, везде плохо. И размываем основную тему, связанную с людьми. Каковы мы? То ностальгия по СССР, а там тоже ничего хорошего не было. Везде сплошной сатанизм. А православия всего чуть-чуть. Надо, чтобы было бы наоборот. Вот тогда было бы совсем по-другому.

Афонина:

- Спасибо. Хорошую тему нам предложили – роль православия в современном обществе.

Ольшанский:

- Я не вижу особой роли, к сожалению. У нас воцерковленных всерьез людей процента два-три. Сколько у нас людей живет реальной приходской церковной жизнью? Это меньшинство абсолютное. У нас не религиозная страна. Она у нас суеверная как бы, склонная к магизму, к разному язычеству, но она не православная в том смысле, в каком, скажем там, Польша религиозная страна или Ирландия. Может, до сих пор южная Италия. У нас этого нет. Нас сильно двадцатый век отбил всю религиозную культуру, которая была.

Хотя, конечно, что-то происходит. Плюс еще очень негативно влияет тот факт, что руководство церкви сейчас такое же, как руководство всех больших госкорпораций. То есть, это тщеславные и карьерные люди, далекие от христианских ценностей, зато очень амбициозные по части карьеры и всяких материальных благ. И это очень печально.

Афонина:

- Тем не менее, ездят с визитами по европейским странам, устанавливают отношения в том числе и с главами государств.

Ольшанский:

- А зачем нужно ездить по европейским странам? Надо ездить по русской глубинке и устанавливать отношения с людьми в русской глубинке. И учить там быть людьми.

Афонина:

- Одно другому же не мешает!

Ольшанский:

- Мешает.

Афонина:

- Почему?

Ольшанский:

- Потому что весь этот бессмысленный и бесконечный пиар, которым занята наша власть, все время нужно выстраивать отношения с заграницей. Не надо выстраивать. Он нам не нужен. Он ничего людям не дает. Здесь нужно заниматься людьми. Меня поразило, когда в фильме про патриарха практически ничего нет о том, что он предстоятель церкви в России как бы для русского народа. Там практически этого нет. Пингвины, англичане, кто угодно.

Афонина:

- Так пингвины на территории России!

Ольшанский:

- Нет, это в Антарктиде на южном полюсе.

Людей практически нет там. Один международный пиар. И это у нас везде! Не только в церкви. Это такая бесконечная устремленность на какие-то саммиты. А что нам, людям, с этих саммитов? У нас здесь какая ситуация внутри? Мы же знаем, как нам здесь не хватает человеческого отношения к людям. И денег не хватает еще к тому же всем. Все тратится туда. Все уходит туда. Эта зацикленность на загранице – это очень большая беда нашей страны.

Афонина:

- Вас спрашивает один из наших радиослушателей, не следует ли собрать максимальное число русских со всего мира в единое государство?

Ольшанский:

- Конечно, следует. Но только прежде всего не со всего мира. Что такое со всего мира? У нас есть большие территории, которые остались после распада СССР под властью очень враждебных нам государств, где живут русские компактно. И нужно заниматься этим за пределами Российской Федерации. А этим никто не занимается. Более того, эти люди совершенно уравнены в правах с таджиками, понимаете, на получение гражданства России. Это совершенно возмутительно! Русский человек их Харькова не имеет никаких преимуществ в получении гражданства России. И по отношению к Средней Азии это чудовищно. Так я думаю.

Афонина:

- Тем не менее, по поводу патриарха и пингвинов, все-таки в Антарктиде он посещал не пингвинов, а деревянную церковь Святой Троицы. Почему бы и нет?

Ольшанский:

- Ну…

Афонина:

- Понятно, возьмем паузу информационную. И временную. Спасибо.

Ольшанский:

- Спасибо До связи!