Егор Бероев: За последние 4 года у меня было 3 сотрясения мозга на съемочной площадке

Самый романтичный, характерный и скромный актер российского кино Егор Бероев пришел в гости к Давиду Шнейдерову на Радио «Комсомольская правда»

Фото: Давид ШНЕЙДЕРОВ

Шнейдеров:

- У меня в гостях представители высшей лиги!

Пешкова:

- Здравствуйте!

Шнейдеров:

- И помогают нам Настя и Лена, студентки института телевидения и радио «Останкино».

Наш гость – Егор Бероев. Актер. Наверное, актер. Самое главное.

Бероев:

- Наверное.

Шнейдеров:

- Егор, я, как правило, читаю сведения о госте, которые я нашел на просторах всемирной сети. И какие-то вопросы, которые у меня походу возникают, темные места в вашей биографии, я буду вам сразу задавать.

Итак, Егор Бероев родился в актерской семье. Отец актер, мать актриса, дед по материнской линии актер, бабушка актриса, младший брат Дмитрий, двоюродный брат Андрей – оба актеры. Правильно?

Бероев:

- Дмитрий точно актер. По поводу Андрея сейчас не знаю. Мне кажется, что он в каком-то другом направлении.

Шнейдеров:

- Егор, еще со времен Советского Союза с гордостью писали в газетах: «Представитель славной шахтерской династии», «представитель славной медицинской династии». Но как только речь заходит об актерах, сразу говорят: по блату поступил. Что за дискриминация по отношению к актерским династиям?

Бероев:

- Раньше-то династии актерские были. Помните, Садовские в Малом театре?

Шнейдеров:

- Ну, это совсем раньше!

Бероев:

- Я просто думаю… Мне кажется, что… У меня есть друг. Художник. Очень хороший художник Ахшар Есенов. Осетинский российский художник. У него маленький сын. И он говорит: вот он начал рисовать. Но как бы, он смотрит на папу. И тоже начинает рисовать. Он говорит: нет, я ему запрещаю. Я говорю: а почему? Он говорит: понимаешь, отец – художник известный. Все время я рисую, пишу картины. Он посмотрит на меня и решит, что он тоже художник. Так я думаю, что если я ему буду запрещать, а он внутри где-то истинный художник, так он будет даже и на стенах рисовать. Так вот, мы и проверим это.

Тут такая история. Организовать наследственность и династию невозможно. Я знаю это по многим скрипачам, династиям. И я вам могу сказать, что детей слушать практически невозможно. Я не буду называть фамилии.

Шнейдеров:

- А сам-то?

Бероев:

- Я считаю себя следующим звеном в цепи. Я считаю, что дед был, действительно, поистине талантливым актером. И очень ярким. И, что называется, прямо мощным. А себя я, наверное, причисляю больше к способным людям, но трудоспособным.

Шнейдеров:

- Это не все вопросы. Егор в семь лет впервые появился на сцене. После окончания школы поступил в высшее театральное училище имени Щепкина. В том же году дебютировал в кинофильме «Посвящение в любовь». Егор, я закончил театральное училище имени Щукина. У нас за подобные истории отчисляли. Студентам первого курса не разрешали сниматься в кино. Как вам-то разрешили?

Бероев:

- Не разрешали, действительно, сниматься в кино. Да, в общем-то, меня никто особо и не звал. Я снялся в этом фильме по Бунину еще до того, как поступил. Это было в школе. И я ни у кого не отпрашивался в институте. И никаких проблем не было.

Знаете, я начал сниматься-то на третьем году работы в театре.

Шнейдеров:

- Во время обучения не снимались?

Бероев:

- Не снимался.

Шнейдеров:

- Запрещали?

Бероев:

- Как запрещали? Я не сталкивался. Мой однокурсник на последнем курсе снимался в фильме. Его отпустили. И он сыграл великолепную роль, по-моему, «Ворошиловский стрелок». Илюшка Древнов. А я снялся на третьем уже году работы во МХАТе. И, надо сказать, у меня были прекрасные годы плотной настоящей работы с погружением в театре. Меня не отвлекало кино. Это было здорово. Это хороший багаж.

Шнейдеров:

- Кстати, о МХАТе. Вас взяли во МХАТ после окончания училища. И вот тут мне ситуация не очень понятна. Вы же не выпускник школы-студии МХАТ. А МХАТ, Вахтанговский, Малый старается брать своих.

Бероев:

- Да. Это было абсолютно чудо. Я прыгал до потолка, когда узнал, что меня пригласили во МХАТ. И Ефремов… Мне позвонили и сказали, что Олег Николаевич приглашает вас на разговор. И потом, когда я к нему пришел, он сказал такую важную фразу: «Ваш принцип существования на сцене близок нашему театру».

Шнейдеров:

- Мы по биографии выяснили. Если есть какие-то вопросы возникнут, мы к ним вернемся. Начнем по существу.

Что за профессия актер? И что актер должен уметь и, главное, знать.

Бероев:

- Получается, что актер должен уметь многое. И знать многое. Я думаю, что актер – это какая-то позиция в жизни. Это отношение к жизни, то, что ты не можешь сыграть. И именно за то, что ты не можешь сыграть, зритель, наверное, тебя и оценивает. Потому что то, чему мы можем научиться в институте, как можно говорить, быть органичным, делая этюды животных, наблюдения или предметы, то нельзя этому научиться, если объем твоего внутреннего мира худ. Поэтому в данном случае мы тянем за собой багаж знаний. Не то слово, багаж переживаний. Опыт. И, думаю, что багаж нашего неравнодушия, небезразличия. Актер не может быть безразличен к миру. Это одно из основных. Актер не может существовать на уровне стоимости съемочного дня, грубо говоря. Вот я работаю. Это моя работа. Нет, это не работа. Это жизнь, как говорит мой любимый режиссер и друг Джаник Фазиев, это потрясающее невероятное хобби и жизнь. Да еще при этом тебе за это платят!

Шнейдеров:

- Что немаловажно. Мне с метафизикой более-менее все понятно. Красиво и складно. Но когда я учился в Щукинском училище, иногда думал: а зачем актерам изучать историю театра, литературу, философию? А это нужно актерам?

Бероев:

- Мне кажется, математику надо изучать.

Шнейдеров:

- А зачем?

Бероев:

- Абсолютно точно! Чтобы делать роль свою. Чтобы просчитывать стратегически, видеть роль в конце, видеть, к чему ты идешь.

Шнейдеров:

- А как же Станиславский?

Бероев:

- Так это же не отменяет! Конечно. Это же тоже структура. Ты видишь, чувствуешь, что это за человек. Ты строишь этого человека. Собираешь его. Может, это красиво, но это правда.

Шнейдеров:

- А руками актер должен уметь что-то делать? Вы умеете гвозди забивать и пилить дрова?

Бероев:

- Да. Абсолютно.

Шнейдеров:

- Серьезно. У меня сидел один из больших артистов. Он сказал: актер – не мужская профессия.

Бероев:

- Абсолютно точно. Не мужская профессия. В данном случае мало людей с позицией. Я стремлюсь к этому. Я не говорю о том, что я хороший. Я стремлюсь к этому. Но актер очень зависимая профессия. От режиссеров, от директоров, от продюсеров, от сценария, от пьесы. Нужно зависеть от пьесы и сценария! Более того, наша иерархия взаимоотношений, мы должны доверять режиссеру. Это закон. Иначе нельзя. Иначе нет смысла во взаимоотношениях. Тогда ничего не получится.

Режиссер должен любить актера. Мы должны доверять ему. Вы сомневаетесь? В «Щуке» чему учили?

Шнейдеров:

- Нет. Смотрится, если взять сегодняшние реалии…

Пешкова:

- Егор, а каково быть сегодня актером?

Бероев:

- Аня отвечает за сегодняшние реалии?

Пешкова:

- Каково быть в России актером сегодня?

Бероев:

- Прекрасно.

Пешкова:

- Учитывая кризис и прочее.

Бероев:

- Прекрасно. Быть актером в России очень здорово! Очень интересно. Очень хорошо.

Пешков:

- На Запад не хочется?

Бероев:

- На Запад? На Западе я пробовал, но на Западе я никто. На Западе я просто какой-то актер на вторые роли с достаточно небольшим доходом. Другое дело, что было это очень интересно. Это было интересно с точки зрения общения на другом языке. Я люблю путешествия, общаться в других странах с другой жизнью.

Шнейдеров:

- Пешком по новым городам ходить любите?

Бероев:

- Да. Я весь Бомбей исходил пешком.

Шнейдеров:

- Не страшно?

Бероев:

- Нет. Я очень чувствителен к запахам. Это было резко. Это такой контракт необыкновенный.

А актером в России быть интересно. Жить в России интересно. Я больше месяца за границей находиться не могу. Мне сложно. В Европе.

Шнейдеров:

- Вернемся к кино.

Лена:

- Сейчас вы играете в картине Карена Шахназарова «Анна Каренина». Играете?

Бероева:

- Нет. Не играю.

Шнейдеров:

- Была информация, что вас взяли на роль Стивы Облонского.

Бероев:

- Ошибочная.

Шнейдеров:

- Как интересно!

Вы любите сниматься с экранизациях? Мы можем сразу к «Турецкому гамбиту», например.

Настя:

- Были ли у вас трудные моменты при съемках, где вы играли главную роль?

Бероев:

- Сложные моменты? Конечно, были. Во всех фильмах были сложные моменты. Должны быть эти моменты, иначе работа… Вы не хотите общих слов?

Шнейдеров:

- Если не про общие слова… Сейчас еще чуть-чуть общих слов.

Бероев:

- Отвечу Насте. «Турецкий гамбит» - это яркий момент моей работы в кино. И, мне кажется, яркий момент нашего кинопроизводства. Мы сейчас почему-то уже так не снимаем, как снимали так по-настоящему. Нет, я могу сказать, что снимаем. «Территория». Его достаточно часто показывают про кабельным каналам. Это было по-настоящему. Режиссер, как капитан корабля нас вел в такие дебри России. И при этом был абсолютно непоколебим в своих решениях, несмотря на то, что ему там все продюсеры говорили: неужели нельзя поехать в Карелию и снять там? Он говорит: нет. Это невозможно. Надо ехать на Таймыр и Чукотку. И это было здорово и по-настоящему.

Шнейдеров:

- Я прочитал, что в некоторых фильмах вы выполняли задачи, которые обычно выполняют каскадеры. Бывало такое, что вы сами делали трюки?

Бероев:

- Да, конечно.

Шнейдеров:

- Как страхуют каскадеров и актеров при исполнении трюков в российском кино? Насколько был застраховал Егор Бероев?

Бероев:

- Я, думаю, продюсеры не будут довольны этому вопросу.

Шнейдеров:

- Пусть. Ответьте.

Бероев:

- Не страхуют. Никак. Но, безусловно, мне не разрешат делать трюк, грубо говоря, за гранью моих возможностей. Но я прыгал с третьего этажа в надувную подушку. На улицу. Это было страшно. Но есть чудесное слово, знаете его?

Шнейдеров:

- Надо?

Бероев:

- Камера! Мотор! Начали! После этого, страшно тебе или не страшно, ты должен делать.

Если возвращаться к «Турецкому гамбиту» был забавный случай...

Шнейдеров:

- Недавно в телеэфире Игорь Жижикин рассказывал, как застрахованы актеры, которые сами выполняют трюки в американском кино. И, честно говоря, у меня от ваших слов просто оторопь.

Мы остановились на том, что Егор хотел рассказать, что произошло на «Турецком гамбите».

Бероев:

- Был хороший яркий случай. Мне нужно было прыгать с высокого построенного пандуса. Метров с пяти. Прыгать на висящую корзинку надувного воздушного шара, который был метрах в четырех от меня. Мне нужно было разбежаться по этому пандусу. Внизу, безусловно, лежали маты. И если бы я упал бы, то на маты. Но упасть на маты тоже не из приятных вещей в жизни. Я попытался разбежаться и примериться… И в итоге я говорю: «Джаник, это невозможно. Это просто нереально. Я просто не долечу. Мне нужно разбежаться со всех и, вытянувшись, я кончиками пальцев ухвачусь за эту корзинку!». Он говорит: «Не получится?» - «Это нереально!». Он говорит: «Ладно, тогда я сейчас прыгну». Он забирается на этот пандус.

Шнейдеров:

- Джаник небольшой, худенький.

Бероев:

- Ну, да.

Шнейдеров:

- Он почти на голову ниже Егора. Это я для радиослушателей.

Бероев:

- Немножечко пониже. Но он достаточно спортивный человек. Но явно не для того, чтобы прыгать с пандуса на вот эту корзинку. И он разбегается! И не допрыгивает. И падает на маты. И тут у меня внутри так: хоп! Ладно, не прыгнул, а я прыгну.

Потом он признался, что сделал это специально, чтобы меня подначить. И это было гениальным поступком, потому что я разбежался и просто со всего! И кончиками пальцев ухватился за эту корзинку, залез туда. И это…

Шнейдеров:

- Слушая Егора, это такой последний оставшийся в живых романтик. Романтично, трогательно и нежно рассказываете о своей профессии. А что в актерской профессии не нравится?

Бероев:

- Не нравится? Я добавлю вам в огонь… За последние четыре года у меня было три сотрясения мозга. И все они произошли на съемочной площадке.

Иногда бывает так, если быть честным, страхуют иногда кино. Это было западное кино, которое было застраховано. И был случай у меня на западной продукции немецко-итальянской, когда я получил сотрясение мозга. И я выпал практически на четыре дня из процесса. И у них страховая компания возместила деньги для того, чтобы люди могли, грубо говоря, продолжить съемочный процесс.

Шнейдеров:

- Вам оплатили…

Бероев:

- Нет. Мне ничего не оплатили. Платили как бы компании за то, что…

Шнейдеров:

- Это не американское кино!

Бероев:

- Не американское.

Шнейдеров:

- Я гляжу на девичьи глаза, которые на вас смотрят.

Пешкова:

- К вопросу о романтичном образе.

Бероев:

- Вы спросили, что самое плохое в кино. Я помню вопрос. Сотрясение – это мелочи.

Что мне не нравится?

Шнейдеров:

- В актерской профессии.

Бероев:

- Никогда не думал… Мне, наверное, может то, что мне не нравится, проходит мимо меня. И я не участвую в том, что мне не нравится. Ведь актерская профессия – это не то, что витает в облаках, такая субстанция. Это моя профессия. Что мне не нравится в моей жизни? Моя профессия – это моя жизнь. В моей жизни мне все нравится.

Шнейдеров:

- Счастливый человек. Вам ни разу в жизни не приходилось учить наизусть плохой сценарий?

Бероев:

- Конечно, такое было.

Шнейдеров:

- И это вам тоже доставляло удовольствие.

Бероев:

- Так моя задача – полюбить плохой сценарий.

Шнейдеров:

- Но за деньги.

Бероев:

- Не за деньги. За идею. За ответственность. Чтобы не было позора. Мне нужно полюбить то, что не очень хорошо написано. И сделать это хорошим и оживить персонажа, который странно говорит.

Шнейдеров:

- А зачем? Зачем вам нужно оживлять то, что написано не очень хорошо, когда можно найти то, что написано хорошо?

Бероев:

- Ну, во-первых, сложно выбрать сейчас из тех предложений, которые мне поступают. То, что написано безупречно. Безусловно, есть вещи, которые написаны с ошибками и какими-то…

Шнейдеров:

- И соглашаетесь вы из-за гонорара.

Бероев:

- Нет. Подождите. Я соглашаюсь из-за того, чтобы работать. Это же моя работа. И я должен работать. Я не могу сидеть и ждать, чтобы сниматься только в художественных фильмах. Я соглашаюсь на сериалы.

Шнейдеров:

- Бывало такое, что ваш герой не во всех сериях?

Бероев:

- Бывало.

Шнейдеров:

- Вы сценарий до конца дочитываете?

Бероев:

- Конечно. Я не участвую в длинных сериалах, которые прямо не дочитать. Сейчас выйдет фильм. Он называется как-то «Жаркий лед», «Тонкий лед». На Первом канале. С Катей Гусевой, где мы работаем. Я не могу раскрывать…

Аня:

- Хотелось про сериалы спросить. Это популярность? Возможность заработать или новый опыт?

Бероев:

- Стремиться к популярности – это не моя…

Аня:

- Сериалы отличаются от большого кино.

Бероев:

- Сложно сказать, чем отличаются сериалы от большого кино. Способом технологии съемки. Иногда нет. Иногда большое кино, полный метр снимается очень бюджетно, на совсем небольшие средства. И очень быстро. А сериалы снимаются подробно, качественно, очень с идеей. И мы знаем такие сериалы.

Шнейдеров:

- Сейчас в Америке ведущие режиссеры уходят в сериалы.

Бероев:

- Вы прекрасно знаете это!

Шнейдеров:

- Вуди Аллен! Сериалы не ограничены во времени. Это то, о чем вы говорите. Проработка образа, доведение до ума.

Бероев:

- Вы прекрасно знаете примеры таких сериалов. Не только заграничных. Великолепных.

Пешкова:

- Егор, вы часто воплощаете на экране романтичные образы. Вас так видят режиссеры? Или это часть вашей внутренней органики?

Бероев:

- Да. Меня часто видят романтичным человеком, хотя я очень характерный, по сути, актер. Может, мне обычно говорили педагоги, что у меня несоответствие внешности и внутренних качеств. Другое дело, что характерность - не то сейчас амплуа. В кино характерности не существует. В кино существует сложный сценарий. И сложные сюжеты. И мне, конечно, интереснее сложные сюжеты, драматичные, амплитудные. И контрастные. Где можно быть и поддонком, а потом человек где-то меняется. Конечно, это интереснее.

Шнейдеров:

- Егор – один из самых скромных артистов отечественного кинематографа и театра. Помимо того, что Егор актер, есть еще одно очень важное дело в его жизни.

Лена:

- Немного о благотворительности, Вместе с супругой Ксенией Алферовой вы основали благотворительный фонд для поддержки детей с особенностями развития. В чем его отличие от других?

Бероев:

- Очень хороший вопрос. Для нас, для обывателя благотворительность сейчас – это в основном помочь больному ребенку вылечиться. Сдать какие-то денежки, чтобы в этой общей сумме помочь больному ребенку. Мы занимаемся несколько другими вещами. И не все всегда понимают, о чем идет речь.

Вы сказали: поддержка детей с особенностями развития. Особенность развития – это синдром Дауна, аутизм, ДЦП, другие ментальные особенности. И я всегда говорю, что не могу точно быть уверенным в том, что они нуждаются в нашей помощи. Скорее, мы нуждаемся в их присутствии.

Шнейдеров:

- Помните ли вы, что вы чувствовали, когда периодически читаете, что одного ребенка не пустили в кафе, другого в самолет. Отказываются пускать! Я просто помню, что с этим происходит в Америке.

Бероев:

- Да.

Шнейдеров:

- Когда обязаны быть места для инвалидов, их пускают в первую очередь.

Бероев:

- Вы, Давид, чувствуете тему. Безусловно, американцы на первом месте по отношению к особенным детям, людям. В Америке особенные люди женятся, рожают детей, работают, создают театры, общества, бизнес. Это говорит о здоровье общества.

Наш фонд занимается изменением системы, отношения общества и государственных систем организаций такого рода учреждений, как ДДИ. Это пережиток советского строя, когда мы спрятали их от общества. Мы сказали, что у нас общество «здоровое». И таких людей быть не должно.

За те годы, пока я работаю в этой теме, многое изменилось. Четыре года назад я ходил с моими ребятами из интерната, с детьми в ГУМ. И люди шарахались от нас. Брали за руку своих детей, вставали к стенке, пропускали, натужно улыбаясь. Сейчас многое изменилось. Думаю, в этом «виноваты» не только мы, общественники и благотворители, но и журналисты. Это та группа наших соратников, без которых мы ничего бы не смогли сделать. Это огромная помощь! Спасибо вам, спасибо и «Комсомолке», и всем радистанциям, газетам и журналам. И искренним добрым людям, которые пытаются где-то об этом говорить.

Думаю, мы движемся в этом направлении. Наш фонд занимается трудоустройством таких людей. И мы постепенно приближаемся к такому тренду, что в компании должен быть, знаете, как в Америке, обязательно должен быть черный. Вот так же. В Америке обязательно должен быть человек на коляске. Или человек с аутизмом. Это норма. Это тот процент в нашем обществе. Особенных людей 10 процентов.

Шнейдеров:

- Детей. 10 процентов. Существуют до сих пор детские интернаты для детей с подобными отклонениями.

Бероев:

- Да.

Шнейдеров:

- А что вы чувствуете, когда читаете и видите с экранов телевизоров, как бульдозерами давят еду? Продукты. Более 700 тонн санкционных продуктов за первые месяцы 2016 года уничтожены. Как вы считаете, что было бы полезнее для общества, для страны? Уничтожение санкционных продуктов, дабы не повадно было. Или передача этих продуктов в те же вами детские дома?

Бероев:

- Такой вопрос непростой. Он имеет много разных развитий для беседы. Я вас уверяю, продукты – это последнее, что нужно этим детям. Я думаю, в продуктах нет ни любви, ни внимания, ни уважения. Не продукты им нужны от нас. Им нужно наше сердце. Добро.

И в данном случае там санкционные продукты… Я не очень понимаю эту тему. Она какая-то половинчатая. Я вроде их и вижу, вроде их и нет. Куда-то уничтожаются. Санкции. Это какая-то политика. Это ход не для нашего стола.

Шнейдеров:

- У вашего фонда есть сайт?

Бероев:

- Да. Пока мы сейчас на Фейсбуке. Фонд «Я есть». И в инстаграме. Сейчас сайт в таком состоянии разработки.

Шнейдеров:

- Я очень хочу обратиться к людям, которые слушают нас. Зайдите в Фейсбук. Найдите благотворительный фонд «Я есть». Вы сейчас слышите человека, у которого очень болит сердце.

Я желаю вам здоровья. И чтобы у вас заболело сердце. И чтобы вы оказали помощь фонду «Я есть», который организовали Егор Бероев и Ксения Алферова. Этим детям нужнее ваше сердце. И это гораздо важнее, чем продукты.

На Западе занятие благотворительностью считается очень престижным и полезным.

Пешкова:

- А как и чем в России можно побудить человека заниматься благотворительностью?

Бероев:

- Информацией о том, чем мы занимаемся. В таких соцсетях, на страницах журналов. То, что мы сейчас разговариваем с вами, что сказал Давид, думаю, это серьезная волна. «Комсомольская правда» имеет множество слушателей , неравнодушных людей. И вот такими… Мы говорим о кино. И, видите, наш разговор не обошел вниманием тему благотворительностью. Мне кажется, она должна присутствовать в нашей жизни всегда. Это те самые 10 процентов. Десятина.

Шнейдеров:

- Огромное количество людей из 90-х именно в России считают, что благотворительностью могут заниматься только безумно богатые люди? Егор Бероев миллиардер?

Бероев:

- Нет. Вы знаете, скажу странную вещь. Очень много людей, кто тратит деньги, кто задумывается о том, что есть нуждающиеся и те, кому он может помочь, это средний слой. Это те люди, которые откладывают деньги, их экономят. Вот они делятся. В основном.

Шнейдеров:

- У нас пришло традиционное время последнего вопроса.

Пешкова:

- Один из последних фильмов с вашим участием носит название «Счастье это». Что для вас счастье?

Бероев:

- Это быть с любимыми людьми.

Шнейдеров:

- Спасибо!