Левон Оганезов на РАДИО «Комсомольская правда»: Свой первый рубль я заработал на еврейской свадьбе!
Левон Оганезов: Свой первый рубль я заработал на еврейской свадьбе!
Фото: Евгения ГУСЕВА
Замечательный музыкант рассказал, почему он не любит свой день рождения, почему Андрей Миронов всегда отмечал день рождения на день позже, как умение отца шить обувь помогло вращаться в высшем обществе и он как играл для Сталина.
Арасланов:
- Сегодня у меня в гостях человек уникальный… Левон Саркисович Оганезов сегодня у нас в гостях. Здравствуйте.
Оганезов:
- Здравствуйте! Я тоже был комсомольцем, между прочим, и довольно активным.
Арасланов:
- Активным в смысле общественной деятельности?
Оганезов:
- Ну, наша общественная деятельность сводилась к тому, что мы давали много шефских концертов. У нас в училище была такая группа небольшая – вокалисты, скрипачи – мы ездили в отдаленные села, колхозы, давали концерты, нас кормили ужином и мы возвращались.
Арасланов:
- Прежде чем мы доберемся до вашей бурной комсомольской юности… у вас же год юбилейный, можно сказать, да?
Оганезов:
- Для справки могу сказать – юбилей это слово, производное от латинского «юбилэо» - значит, буква «л» такая латинская, которая означала цифру 50. Так что у меня, считай, полтора юбилея – мне будет 75, если я доживу, через полтора месяца.
Арасланов:
- Договорились, полутораюбилейный год. Именно поэтому у нас как бы репетиция юбилейного концерта, если вы не против.
Оганезов:
- Вот, понимаешь, в такое неудачное время я родился, перед новым годом, что все мои друзья, которых бы я хотел пригласить и все мои знакомые, которых бы я хотел пригласить, никого нету, в это время все заняты. У кого спектакль, у кого еще что-то. 25 декабря, представь себе, самый разгар новогодней кампании…
Арасланов:
- Хуже только может быть девочке родиться 23 февраля, а мальчику – 8 марта.
Оганезов:
- Кстати, Андрей Миронов родился 8 марта.
Арасланов:
- Абсолютно точно. И с этим мальчиком у вас очень много связано.
Оганезов:
- А Лариска Голубкина – 9 марта родилась, поэтому они отмечали это 9-го, сразу два дня рождения, чтобы не устраивать лишних расходов, как Андрюша говорил…
Арасланов:
- Поскольку юбилейный год, будем считать, что это такая репетиция юбилейного концерта, а он наверняка будет…
Оганезов:
- Где-нибудь в середине января я это сделаю.
Арасланов:
- Прекрасное время. Вот давайте-ка мы с вами по этому поводу и поговорим. А начнем с того, с чего начинался Левон Оганезов, когда еще был совсем маленьким. Вы же коренной москвич?
Оганезов:
- Ну, коренной – это если папа москвич, а у меня папа женился на маме в 1917 году и они еще не знали, что будет революция, они строили планы…
Арасланов:
- Давайте московское детство вспомним. Все почему-то автоматически считают, что у вас абсолютно музыкальная семья, а отец же на самом деле… обувь шил?
Оганезов:
- Да, у него была мастерская, он организовывал по всему пространству, где он находился, организовывал всегда пошивочную мастерскую и они шили туфли, ботинки, сапоги. Он сам был очень хороший мастер. Он шил тапочки на заказ. Последние годы, где-то с 1949-го, мне было 8 лет тогда, я помню, мы к нему приходили, в Трехпрудном переулке у него была мастерская, там сейчас до сих пор обувная мастерская… и к нему ходила Изабелла Юрьева, шила тапочки, а папа был такой светский человек, он рассказывал анекдоты, он хорошо одевался всегда…
Арасланов:
- «Белый попугай», «Суета вокруг рояля», «Добрый вечер с Игорем Угольнпковым» - я уверен, вы эти программы помните прекрасно и любите до сих пор. Но представить их без Левона Оганезова…
Оганезов:
- Еще «Жизнь прекрасна» у нас была.
Арасланов:
- Да. И представить их без Левона Оганезова просто невозможно…
Оганезов:
- Да, так вот я и говорю, папа через умение свое гениально шить тапочки, потому что тапочки носили все – к нему ходил Эмиль Гилельс, папа ему лично шил тапочки и концертные туфли. Он говорил вот – как можно мягче, чтобы не было стука… Значит, и эти все люди приходили к нам в гости. Потому что папа был не просто сапожник, а папа был светский человек. У него, значит, архитектор Алабян, Целиковская были его друзья. По-моему, они были даже мужем и женой некоторое время. Алабян, который построил, можно сказать, всю улицу Горького. Козловский Иван Семенович к нам не ходил, но тапочки папа ему шил. Изабелла Юрьева ходила, Тамара Церетели. Ну, это такие имена, которые сейчас даже взрослые люди не помнят, а это были основные…
Арасланов:
- Я слушаю и думаю - как профессия обувщика, сапожника сейчас, понимаешь, не ценится.
Оганезов:
- Папа знал миллион анекдотов, все смешные анекдоты, которые сейчас есть, я слышу в них перепев, ну, знаешь, как говорил Мольер – новых сюжетов не существует… Вот я помню, папа рассказывал старшему брату, а я слышал еще с детства, значит, когда спрашивают у пожилого еврея: Исаак Соломонович, как вы относитесь к советской власти? Это там еще конец 40-х годов, могли ведь посадить за этот анекдот. А тот говорит – так же, как к своей жене – немножко люблю, немножко боюсь, немножко хочу другую. А мы жили в Перово… Перово был район, куда выселяли, когда была реконструкция Москвы. И у нас рядом жила дама, которая жила на Арбате, мы жили на Новослободской, на том месте, где построили потом метро. Единственное, что добираться до школы, в которой я учился на Арбате… ты знаешь, меня отвели к педагогу по фортепиано в тот день, когда был Парад Победы. Это был конец июня. Отвели к педагогу, а мне было 4,5 года, и педагог говорит – я его возьму. И, значит, с 1 сентября я ходил к ней домой. Она жила на Бауманской – Татьяна Евгеньевна Кеснер. Год она меня готовила и в 1946 году мне было 5,5 лет, я поступил в старшую подготовительную группу, а потом, на следующий год, в первый класс. Я уже умел читать, писать…
Арасланов:
- Ну, такой вундеркинд вполне себе.
Оганезов:
- Нет, знаешь, ребенок читает и пишет не потому, что ему хочется или не хочется, ему подать пример – и ребенок может… А пример был такой – у меня была сестра на 2,5 года старше меня, которая это умела и, естественно, все, что она умела, все умел я. И еще у меня была сестра на 17 лет старше меня. Она была переводчицей, она знала английский, французский. Старший брат у нас был. Когда есть живой пример… Вот у меня дети – две дочери – мои дети очень рано читали и писали… Причем, Даша раньше начала…
Арасланов:
- Подождите, до Даши и Маши доберемся. Вы мне скажите, вы помните, чему первый педагог, вот к которому вы в 4,5 года пришли, начал учить вас? Что первое вы играли с ним?
Оганезов:
- Я не умел играть, но мне моя сестра показала ноты и я так же, как буквы, знал ноты. Но я не признался, что я знаю ноты, что я читаю. Она говорит – ну, какой у тебя слух, покажи. И она мне сыграла такую мелодию… Это немецкая песенка… И я тут же вот кривым пальцем сделал так… Она говорит – понятно. Через три дня она мне дала ноты, показала маме, что делать и мы играли детские пьесы. Самая первая пьеса, которую я сыграл, это был менуэт Баха. (Звучит музыка)(запись эфира можно послушать или скачать в плеере в начале текста).
Арасланов:
- Это вы сыграли в 4,5 года?
Оганезов:
- Да. Но здесь дело ни какое задание ребенку дашь, такое и… Но так как у меня… ребята, не жалейте своих детей нагружать, они могут в сто раз больше, чем вы думаете…
Арасланов:
- Сейчас гиперопека, между прочим, большая проблема современных родителей. Но бог с ними, с современными родителями. Что дома играли? Какая музыка дома-то звучала?
Оганезов:
- Мне было уже лет 8, значит, и у нас всегда собиралась компания, потому что дом был большой, мама и бабушка готовили в четыре руки, и пятницу, субботу, воскресенье обязательно были гости. Во-первых, куча родни и еще папины друзья. У мамы все подруги были, мама такая кавказская жена, несмотря на то, что она волевая и все, и ее подруги были – это жены папиных друзей. Она со всеми дружила.
Арасланов:
- Но мама домохозяйка же была, да?
Оганезов:
- Моя мама закончила высшие школы бухгалтерии, тогда это называлось – калининские – Калинин основал их. И мама закончила их с отличием, ее брали куда-то в крупное предприятие, типа завод «Серп и молот», но папа не разрешил. Ну как – четверо детей… Старшая сестра моя во время войны работала военным переводчиком. У меня старшая сестра 1922 года рождения. Брат у меня старший убежал на фронт в 16 лет, в Крыму, кстати, был ранен. И в Сочи его отвезли в госпиталь, мама через линию фронта проехала туда и устроилась в этот госпиталь сочинский медсестрой и ухаживала за братом.
У меня очень музыкальная семья. У всех был прекрасный слух. Мама играла на мандолине замечательно. И сестры, и брат мой садились к роялю и подбирали все на слух. Во-первых, тогда были очень модны разные танго. А так как у меня брат был фронтовик, он любил одну песню – вот эту (играет)(запись эфира можно послушать или скачать в плеере в начале текста). Называется она «Случайный вальс»… И еще, так как у нас семья кавказская, значит, гости были кавказские все и играли… была самодеятельная у нас такая группа, играли «Шелохо», таневали… потом, когда мне было уже 8 лет, я уже играл это сам (играет)… Играли разные там песни – грузинские, армянские… у меня родители родом из Грузии, поэтому пели и грузинские, и армянские песни. А через стенку от нас жили соседи, такая традиционная еврейская семья. Старшая дочь у них была врач… их фамилия была Кайсер. Она была Циля Моисеевна… они родом с Украины, в эвакуации они жили в Узбекистане, поэтому она гениально готовила… и они меня все время щипали за щеки… и у них тоже собиралась компания и они пели еврейские песни. А у меня слух магнитофонный был тогда. Вот что я слышал, я автоматически повторял. И как-то я сижу, играю, даже не понимаю, что я играю, а, оказывается, это я слышал, что они поют там. Причем, у них были пластинки эти, я по пластинке… вдруг я играю, приходит Циля Моисеевна и говорит – Левочка, ты откуда это знаешь? Я говорю – ну, я слышал… И стали приглашать меня к себе на вечера и я играл еврейские песни. (Играет)(запись эфира можно послушать или скачать в плеере в начале текста).
Арасланов:
- А пальцы до сих пор это все помнят, да?
Оганезов:
- Знание еврейской музыки мне очень пригодилось. В 14 лет у нас в Перово, там было очень много еврейских семей, мы играли еврейские свадьбы.
Арасланов:
- И вы на этом первый свой рублик заработали?
Оганезов:
- В общем, да. Ты знаешь, папа никогда вообще-то не фотографировал, но, когда мне было 9 лет, вернее, еще неполных 9, это был концерт в Большом зале консерватории, отчетный, нашей школы, во втором отделении там играл Вова Ашкенази, он учился на три класса старше, он играл с оркестром, а в первом отделении играл я. Я играл сонату Моцарта, и играл очень неплохо, и папа решил это сфотографировать. А в ложе – он снимал не из-за кулис, а из первой двери, - а в ложе сидел Сталин. Он ходил на концерты в Большой зал. И у меня есть эта фотография. И папа говорил – если бы я знал, что я фотографирую Сталина, я бы, говорит, умер от страха…
Арасланов:
- Погодите, он обнаружил, что там Сталин только после того, как напечатал фотку?
Оганезов:
- Знали, что пришел вождь, но он сидел за занавеской и его не видно было. Мне не видно было и зрителям не видно, но…
Арасланов:
- А чего вы Сталину-то играли?
Оганезов:
- Я играл вот это (играет)(запись эфира можно послушать или скачать в плеере в начале текста).
Арасланов:
- Каких-то 66 лет назад Левон Оганезов это играл Сталину! Сейчас играет нам.
Оганезов:
- Короче, у нас вообще школа такая была, что стыдно было не заниматься, стыдно было плохо играть. Потому что все играли хорошо. Вот в моем классе училась Наташа Гутман, виолончелистка наша выдающаяся. На класс ниже учился Коля Петров, Николай Арнольдович, наш выдающийся музыкант. На два класса старше учился Ашкенази Володя, мирового класса музыкант. А когда я поступил в первый класс в эту школу, заканчивала школу Александра Николаевна Пахмутова и в ее выпуске был еще Светланов и Геннадий Рождественский.
Арасланов:
- Обалдеть! И поэтому, собственно, Оганезов не мог не стать настолько известным и популярным, и не мог не работать с такими людьми – Толкунову давайте вспомним, Кобзона, Голубкину, Винокура…
Оганезов:
- Я с особенной любовью вспоминаю Валю Толкунову, Валентину Васильевну, пардон. У нее голос, она поет так, как будто кто-то играет на флейте. Нежный, нежный. И вот она микрофоногеничная.
Арасланов:
- Хорошее слово!
Оганезов:
- Да, я вот слышал много таких людей. Например, Шаляпин, даже по старым записям, ты включаешь старую запись и у тебя волосы встают дыбом от мощи…
Арасланов:
- Я предлагаю послушать…
Оганезов:
- Ты знаешь, одну песню, она мне очень нравилась, тогда Илюшка Катаев ее сочинил, и я эту песню аккомпанировал двум замечательным женщинам – Валентине Васильевне Толкуновой и Нине Афанасьевне Сазоновой. Только Нина Афанасьевна пела на октаву ниже. (Звучит песня в исполнении В. Толкуновой) (запись эфира можно послушать или скачать в плеере в начале текста).
Арасланов:
- Когда я читал в некоторых интервью, когда вы вспоминаете о тех, с кем посчастливилось вам поработать, мне так показалось, что в каком-то интервью вы всех остальных так немножко обидели, сказав, что больше всего, дескать, мне полюбилось с Кобзоном работать. Вы Кобзона выделяете?
Оганезов:
- Конечно, выделяю. По профессионализму выше я человека не встречал. Вот представь себе, ему прийти на запись нужно в 10, он приходит без десяти 10. Песня идет 2,5 минуты, он входит в студию и записывает сразу.
Арасланов:
- С первого дубля?
Оганезов:
- Да. Во-первых, он всегда готов, он никогда не учил по дороге и т.д. Обычно на песню дают час, Иосиф записывал сразу. Он все знал всегда. Он аккуратист. Мы играем песню, которую 10 лет не играли, Иосиф говорит – а что, во втором куплете там было соло тромбона, где оно? А тромбонист заболел, говорим. Ну, кто-нибудь сыграл бы. И он спел это соло тромбона. Иосиф профессионал высочайшего класса. Честно говоря, по человеческим качествам они все хорошие, я всех люблю, всех живых и кого нет в живых, я тоже очень любил. Андрюшу особенно Миронова, потому что Андрюша трогательно относился. Он выбирал, он работал с автором, он даже менял… даже Юлик Ким, который был запрещен тогда и поэтому он писал тогда под псевдонимом, знаешь, да? Андрюшка ее заказал даже… так вот, одну песню ему привез Найден Андреев. Он писал совершенно европейскую музыку. И вот он принес Андрюше и говорит – знаешь, есть такая мелодия, из которой можно сделать песню. И они, лежа на пляже – он, Ширвиндт (Шура написал эти стихи), правда, он не признается…
Арасланов:
- И чего получилось на выходе?
Оганезов:
- Песня получилась «Падает снег на пляж» - изумительной красоты песня. Давай послушаем кусок. (Звучит песня)(запись эфира можно послушать или скачать в плеере в начале текста)… почему-то она у нас не очень популярна…
Арасланов:
- Да, да, не очень популярна, но очень красивая. Очень красивая!
Оганезов:
- Он же пел эту песню в конце, в самом конце – так вот, там вступление, такая французская музыка – так вот, не пошла пленка… а я чувствую, что надо спасать – и я играю. И я сыграл все. Он спел, он даже не обратил внимание, что это не фонограмма. Потому что я сыграл ровно те ноты, которые звучали в фонограмме. Потом он говорит – как-то странно фонограмма звучит сегодня. Я говорю – это я играл. Андрюша говорит – не может быть… ты спас, говорит, мне концерт.
Арасланов:
- А правда, что он много советовался с вами? В творческом плане и вообще по жизни.
Оганезов:
- Нет, нет, в творческом никогда. Он мне показывал – смотри, говорит, я тебе сделаю вот так. Он мне показывал уже готовое, он решение принимал сам. Но в музыкальном смысле он советовался. Ему, как Бернесу, вот им, двум людям, надо было играть мелодию. Потому что у Андрюши было актерское пение и он мог потеряться, вдруг, неожиданно… Без аккомпанемента он мог спеть самую сложную джазовую мелодию на хорошем английском языке, он гениально говорил, у него такая учительница была… А с аккомпанементом он мог заиграться и немножко отстать… ему надо было контрольно играть мелодию – так же, как и Бернесу.
Арасланов:
- Ну, естественно, отдельно Арканов стоит. Те слова, с которых мы начали эфир, та самая шутка про бимоли и диезы, да, это, конечно, Арканов сказал.
Оганезов:
- Аркадий уникальный человек. У него дельфиний слух. Мы едем как-то, а он же не музыкант, мы едем в машине и играют симфонию Дворжака, только не помню какую, и Аркаша говорит – знаешь, что это? По-моему, это симфония Дворжака, говорю. А какая? Я говорю – не помню. А он говорит – а я помню, это симфония из «Нового света». Понимаешь? Аркаша гениальный был человек. У него одна из лучших в Москве была коллекция джазовых пластинок. Он все это слушал.
Арасланов:
- А с чего ваша дружба началась вообще?
Оганезов:
- Ты будешь смеяться, но первое наше свидание с ним было в 1960 году, он писал стихи к песням для детского театра, а я писал музыку. Я писал песенки для детского театра и телефон, который он мне подарил – 772-77-27 – это он мне подарил. Потому что семь это си, а песня звучала так (играет)(запись эфира можно послушать или скачать в плеере в начале текста)… Мы с Аркашкой придумали целый цикл песен, пародию на попсу, попсовое изложение литературных произведений…
Арасланов:
- Это где-то можно послушать?
Оганезов:
- Да нет, это мы делали для себя…
(запись эфира можно послушать или скачать в плеере в начале текста)