Создатель «Кинотавра» Марк Рудинштейн: «Государство не должно давать на кино денег ни в коем случае!»
Создатель «Кинотавра» Марк Рудинштейн
В прямом эфире радио и телеканала КП продюсер и актер Марк Рудинштейн обсуждает с ведущим Александром Яковлевым, что во всей стране люди лишены ощущения, что они живут в стране с большими культурными традициями.
Яковлев:
– Это программа «Картина дня». К нам приходят самые яркие и известные представители экономики, бизнеса, политики, эстрады. Сегодня у нас в гостях известный российский продюсер, актер, создатель «Кинотавра» Марк Рудинштейн. Первый вопрос. Какое событие из мира кино, политики, экономики лично вам показалось самым важным и самым интересным?
Рудинштейн:
– Встреча Цукерберга и Медведева.
Яковлев:
– А почему именно это?
Рудинштейн:
– Потому что, во-первых, она была какая-то смешная, нетрадиционная. Во-вторых, желание Медведева доказать все время, что он молодой, с ними. Во-первых, то, что Цукерберг надел галстук. Никто же не знает, что это для него, так же как и для меня, событие – надеть галстук.
А говорить о каких-то серьезных событиях, которые меня действительно волнуют, которые происходят каждый день сегодня, конечно, я надеюсь, в разговоре зацепим.
Яковлев:
– Очень часто гости говорят: зачем обсуждать это, у нас же такое происходит. К чему, на ваш взгляд, сегодня должно быть приковано внимание общества?
Рудинштейн:
– Сегодня в нашей жизни общество должно обязательно привлечь внимание, что у нас наступает какая-то церковная инквизиция. Вот мы возвращаемся в страшные времена, в которых мы никогда не жили, но о которых много читали, слышали. И вот то, что происходит сейчас не только у нас, кстати, а в мире, что религия ведет себя так, как… Она вообще виновата, религия, во многих войнах, ее используют часто для того, чтобы захватить нефть, газ, богатства. Повторяю, что это происходит везде, и ее агрессивность и при этом еще желание защитить себя со всех сторон, не давая возможности обсудить ее поведение… Я атеист, я сразу об этом говорю. Но я готов с Ним разговаривать, но без посредников. Вот его посредники меня страшно раздражают во всем мире. Потому что я знаю за ними столько грехов, что, наверное, он, бедный, уже давно должен был упасть с неба, чтобы остановить это грехопадение, которое царит во всем мире, в том числе и у нас. Но у нас это имеет… Вы знаете, мусульманская очень агрессивно сегодня, а наша какая-то смешная. Вот эти попытки вслед за мусульманами, кстати, навязать свою волю…
Яковлев:
– Это Русская православная церковь?
Рудинштейн:
– Да. Я повторяю, я никогда не был агрессивным атеистом. Наоборот, я глубоко уважаю чувства верующих и никогда не позволю себе оскорбить их. Но когда начинают меня давить, и когда по каждому поводу теперь надо посмотреть, не оскорбляю ли я чувства чьи-то, то мне хочется, чтобы и они посмотрели, не оскорбляют ли они мои чувства. Мне кажется, что эта агрессия сегодняшняя это одно из самых опасных явлений сегодняшнего дня.
Яковлев:
– Вы с укором смотрите на РПЦ, но кажется, что Патриарх, Русская православная церковь сегодня сами жертва. Pussy Riot танцуют в храме Христа Спасителя, кресты срубают по всей стране, оскорбления Патриарха, какие-то разборки с его часами и квартирой. Так кто же здесь жертва, а кто нападающий?
Рудинштейн:
– Я опять повторяю. Мы опять выделяем Патриарха в отдельную фигуру, до которой нельзя дотронуться. Такие же разборки идут и вокруг Путина, и вокруг Медведева, и у них находят какие-то дачи, дома. А если, не дай бог, нашли квартиру у Патриарха, который обидел довольно уважаемого человека, кстати… Дело же не в квартире, а в таком незаметном насилии: а дайте нам то, а дайте нам это, дайте храм, в котором музей, не менее значимый, чем сам этот храм. То есть эта попытка грести все под себя, если еще вспомнить начало 90-х годов, когда церковь имела льготы на провоз табака, сигарет, спирта и всего остального довольно не божеского дела, то, конечно, у меня возникает вопрос, что дело не в том. Никто не нападает. Ну, заметили один раз.
Еще раз повторю, то, что находят у Путина, Медведева, у других лиц государства, никто как-то не обижается. Ну, находят – молчат, нет – не отвечают. А здесь нашли квартиру у Патриарха. И уже наезд на РПЦ.
Яковлев:
– В то же самое время миллионы православных (и их можно понять) говорят о том, что мы оскорблены, унижены тем, что в главном храме на Руси, в храме Христа Спасителя, какие-то девушки невообразимое сотворили. Это оскорбление для каждого из нас, говорят миллионы верующих по всей стране, когда срубают кресты по стране.
Рудинштейн:
– Давайте не путать. Кресты срубают в отместку за суд над Pussy Riot. Это не наезд на православие. Это неумно, так же как неумно поступили и Pussy Riot. Но я склоняюсь к тому, что поведение Pussy Riot в церкви – это было политическое поведение, а не церковное. Вот где запудрили мозги людям, забыв, что они страдают сегодня из-за одной вещи, из-за одного произнесенного имени. Так бы сошло с рук. Они и до этого где-то выступали – никто не обращал на это внимания. Но текст, который они произнесли в храме, поставил точку в этом вопросе.
Я повторяю, для меня это небольшая радость, что они пробрались в храм. Я прихожу в храм или послушать музыку (я имею в виду церковную музыку или песнопения какие-нибудь), но не молиться. Что я могу сделать, ну не верю я. Вообще я считаю, что это великий обман уже 2-тысячелетний.
Яковлев:
– Кстати, ПАСЕ (Парламентская ассамблея Совета Европы) потребовала пересмотреть дело Pussy Riot. Там присутствуют и наши парламентарии. И вновь выходка этих девушек оказалась в центре внимания европейских парламентариев. Также вновь продолжается обсуждение темы адвокатов девушек Pussy Riot. Как известно, одна из них отказалась от услуг адвоката. И сегодня это вновь широко обсуждается. Как вы считаете, почему эти два слова, не совсем приличных, как мы знаем, остаются в центре внимания средств массовой информации уже не один, не два и не три месяца. И все это обсуждают.
Рудинштейн:
– Вы имеете в виду Pussy Riot?
Яковлев:
– Да.
Рудинштейн:
– От глупости тех, кто их сделал героями. Вот поверьте мне, забрали бы их в милицию, посадили бы на 15 суток, отпустили, никого бы это не волновало. И они бы получили свое наказание. Их надо было выдворить куда-нибудь. Но тут, опять же по глупости, создали из этих девушек национальных героев на уровне международных организаций. Это наша глупость.
Яковлев:
– Сегодня Сэм Клебанов, известный кинокритик, кинопродюсер, рассказал в соцсетях удивительную историю. Он ехал с иностранцами мимо храма Христа Спасителя, и иностранцы, увидев этот храм, сказали: о, это храм Pussy Riot. Вот итоги того, что происходит.
Рудинштейн:
– Еще раз повторяю, что если бы не глупость… Мы когда-то славились кондовой идеологией. Теперь у нас комическая идеология. Ведь это же комизм, что полстраны обсуждает, как их посадить, а полстраны – как их освободить. И те и другие занимаются идиотизмом. Как говорится, у нас уже все в порядке. У нас уже дети обеспечены медициной, у нас все хорошо. У нас только Pussy Riot остались.
Яковлев:
– Мосгорсуд назвал имена новых адвокатов участниц Pussy Riot. Имеется в виду Екатерина Самуцевич. Ими стали Фарид Муртазин и Ирина Хрунова. Сами адвокаты эту информацию пока не подтвердили.
Вы сказали, что сейчас такая новая инквизиция, причем по всему миру. А как должно себя вести государство, если все происходит так, как вы говорите?
Рудинштейн:
– Вообще не как государство, а как должна вести себя церковь. Есть тысячелетняя фраза: церковь и государства отделены друг от друга. Церковь занимается душой (и дай ей бог), а государство занимается телом своего гражданина, чтобы оно жило нормально, кушало вовремя, имело образование, отдых и все остальное. Церковь это удел слабых людей. Это я так считаю. Когда человек теряет какие-то точки опоры, церковь необходима. Вот церковь так и должна была существовать. Она так во всем мире. Церковь и государство должны быть раздельно. И поэтому заявление церкви о том, что на них давят, – государство должно даже не обращать на это внимания. Государство должно думать о своем жителе. В том числе этот житель может и в церковь ходить. Но для государства главное не благополучие церкви. Когда государство начинает думать о благополучии церкви, у меня есть дикое ощущение, что что-то не в порядке в государстве, что оно ищет там защиту. Вот такое у меня сейчас ощущение в нашем государстве.
Яковлев:
– Практически весь понедельник, весь вторник в центре внимания были конфликты на межнациональной почве в Москве, когда дагестанцы в центре Москвы стреляли, когда чеченцы грабят школьников в метро, когда другие выходцы с Северного Кавказа избили якобы журналиста из Питера. На ваш взгляд, что происходит в обществе? Это такие единичные случаи или опасная тенденция?
Рудинштейн:
– Это не единичные случаи. Это тоже проблема всего мира. Это проблема французов, англичан. Это вообще проблема демократии. Когда-то Черчилль хорошо сказал, что демократия это худший способ управления государством, но лучший никто не придумал. Я не знаю здесь выхода. Но то, что весь мир начинают постепенно заселять люди, которые имеют другую культуру религиозную, другой менталитет, постепенно начинает сказываться. Потому что, во-первых, они агрессивны. Во-вторых, вы знаете, какая большая трагедия? Вы обратили внимание, где легче всего вспыхивают восстания в республиках, в странах? Там, где нет учета детей, где очень большая рождаемость. Ведь не заведешь Европу на восстание, когда 1-2 ребенка. А в Палестине, в Таджикистане, где угодно, их полно, этих детей, их никто даже не воспитывает. Грубо скажу. Человеческое мясо там не имеет цены. А так как кормить их там нечем, это количество людей, они переезжают сюда и отсюда кормят свои республики, государства. А потом их становится все больше и больше. И мы уже себя чувствуем гостями в Москве или они у себя в Париже.
И постепенно начинается, как я это называю «китайский синдром». Я живу на улице Щепкина возле храма, который строится уже 10 лет, но там стоит старый храм. Это центральное место, когда начинаются мусульманские праздники, я выйти из своего дома не могу. Потому что у моего подъезда кладутся коврики, они сидят. Я их вижу из окна. Их тысяч 200-300. У меня окна выходят на разные стороны, и я вижу это все. И я думаю: не дай бог, какая-нибудь сволочь спровоцирует этих людей на что-нибудь. Ну возьмет и стрельнет по этой толпе. Они же разорвут всех нас на куски, мы ничего не сможем сделать.
Почему нельзя отвести место для вот этого на каком-нибудь (условно) Куликовом поле? Почему надо разрешить это в самой Москве, чтобы они резали баранов на глазах моих детей? Я не против их традиций. Но почему я, который воспитан совершенно иначе, должен терпеть это все?
Яковлев:
– Это вопрос к государству.
Рудинштейн:
– Это к отдельным руководителям, я бы так сказал.
Яковлев:
– Что еще, на ваш взгляд, должно быть в центре внимания государства и общества?
Рудинштейн:
– Культура. Образование и культура. Это те главные вещи, которые привели нас к сегодняшнему дню и к тем проблемам, о которых мы сегодня с вами говорим. Мы не защищены от всего этого своей культурой. Нас лечат продуктом псевдокультурным. Не то, что лечат, нас просто уже не лечат, нас забили уже в телевидении, где угодно. И редкие ростки, которые пробиваются то ли в каком-то хорошем сериале, то ли на канале «Культура»… Вы понимаете, по-прежнему финансирование культуры считается у нас остаточным принципом. Ведь культура это не только театр, кино, музыка, литература. Культура это чистые туалеты, это хорошие магазины. Когда ты заходишь в кафе или ресторан и тебе не хамят, а хорошо обслуживают. Понимаете, во всей стране практически на среднем уровне люди лишены ощущения, что они живут в стране с большими культурными традициями.
И вот до тех пор, пока финансирование культуры не будет хотя бы на третьем месте… Потому что за этим потянется экономика. Как ни странно. Культура на работе, культура в воссоздании... Почему у нас нет машин хороших? У нас нет культуры сборки, отношения к работе, за счет чего ты живешь. Поэтому наплевательское отношение. И вот это наплевательское отношение постепенно приводит к тому, что мы окружены теперь храмами, мусульманами, которые, кстати, гораздо сильнее относятся к своей культуре, чем мы к своей. И мы начинаем проигрывать. А начинаем проигрывать – появляется пессимизм, желание бросить все и уехать или вообще ничего не делать. Поэтому я считаю, что главная проблема сегодня – когда я занимался кино, я эту проблему наиболее остро чувствовал, что кино это единственный вид культуры, объединяющий все искусство любой страны. Почему кинофестивали имеют такое значение? Потому что в этот момент на них собирается весь срез культуры. Может быть фестиваль музыкальный, балетный и т.д. Но когда кино, они все там. Поэтому преступления в области кино были наиболее ощутимы и ударили по нашей культуре, чем недофинансирование ее.
Яковлев:
– Отношения к культуре в 90-е годы это самое страшное преступление властей в тот период. Это Марк Рудинштейн повторяет неоднократно.
Давайте примем звонки.
– Дмитрий, Ставропольский край. Знаете, прошел скандальный фильм. И этот фильм всколыхнул большое количество мусульман по всему миру.
Яковлев:
– Вы имеете в виду фильм «Невинность мусульман»?
Дмитрий:
– Да. И у меня такое ощущение, что этот фильм был заказан для проверки сил мусульман. То есть посмотреть, где мусульмане более сильные, где надо поработать еще. Вся Европа всколыхнулась. И это очень страшно.
Рудинштейн:
– Я с вами полностью согласен. Мне кажется, что и фамилия создателя фильма, американского гражданина, очень близка к мусульманской фамилии. Его сейчас уже арестовали. Повторяю, это проверка даже не мусульман на то, готовы ли они растащить весь мир. Это проверка, я думаю, нас: готовы ли мы защитить себя от этого нападения?
Яковлев:
– Мы говорим о культуре. Но вам ответят: у нас есть министерство, Большой театр недавно открыли, вроде все театры мы поддерживаем, крупным продюсерским киноцентрам деньги отваливаем, чтобы они кино снимали, кинофестиваль московский у нас есть, Дом кино планируют строить. Скажу вам, что все хорошо.
Рудинштейн:
– Не теребите душу. Что касается кино, особенно тех 4 миллиардов, которые дали на кино. Я уже лет 20 говорю, что государство не должно давать кино денег ни в коем случае. Нигде в мире государство не содержит кино. У нас кино заканчивается на уровне производства. Продюсерам дали деньги, они поделились с кем надо, сняли. А деньги на рекламу, на продвижение и все остальное? И кино уходит. Когда-то была коммунистическая полка, а теперь финансовая, как я ее называю. Поэтому эти 4 миллиарда ни в коем случае нельзя было давать на производство. Во-первых, уже прошло 3-4 года. Ближайшее событие из этих 4 миллиардов – это «Сталинград» должен появиться. Где кино? Где эти 4 миллиарда? По-моему, Лунгин очень остроумно пошутил, потому что в тот период, когда выдавали 4 миллиарда, Михалков собирался «Суворова» снимать. На что Лунгин пошутил: да, 4 миллиарда хватит на переход Суворова через Альпы.
Я повторяю, этих 4 миллиардов хватит, чтобы их растащили. Потом будем вспоминать, где это кино. На кино нельзя давать денег. Государство должно потратить 4 миллиарда на лоббирование кино, на учебу, на студентов, на кино, которое действительно требует поддержки. Построить кинотеатры, кинозалы. Мне говорят: так никто же не будет ходить в кинотеатры. Будут. Только надо потерпеть, надо снабдить эти кинотеатры всем тем, что сделали американцы, построив у нас эту сеть кинотеатров, где идет сейчас только американское кино.
И ведь это построено на те деньги, когда загубили прокат в начале 90-х, когда хлынуло сюда все это третьесортное американское кино, это были такие деньги, что на них можно было через каждый метр построить по кинотеатру. И мы бы имели сегодня комфортабельные залы для нашего кинематографа. И не надо стесняться его лоббировать. Американцы же не стесняются. Когда я пишу письмо Путину, говорю, что нужен электронный билет. Это не моя прихоть. Электронный билет это первое, что нужно, чтобы вообще разобраться, на что ходят в кино.
Яковлев:
– Не все знают, что такое электронный билет.
Рудинштейн:
– Это единый электронный билет, который зритель, проходя, как в метро, через проход, он фиксируется где-то. И известно, на какой фильм пошел зритель, за какие деньги, сколько прошло зрителей на ту или иную картину, сколько было сеансов. И тогда социологи начинают вырабатывать программу на следующий год.
4 вопроса я тогда написал Путину. Второй вопрос – это кинотеатры. Надо не стесняться строить свои кинотеатры. Вот сейчас ввели квоту на прокат российского кино. То есть не меньше 30%. Мы уже там были. Крутили «Генералы песчаных карьеров», а отчитывались за «Мачеху» российскую. Это не решение проблемы.
Уже совершили преступление в области кино, когда выгнали всех из кинотеатров с российским кино. Надо на 2 года дать льготы на рекламу, рекламировать продукцию не только первых 4 каналов, которые свою продукцию хорошо рекламируют. И никто же не считает, что это нарушение. Если бы обсчитали на Первом канале, как они рекламируют картину, которая выходит в прокат, у нас реклама стоит в 5 раз дороже, чем производство, но никто это не считает. Это нарушение. Но уж коль такое случилось, это доказывает, что если хорошо прошла реклама на Первом или другом канале, на фильм идут. Значит, есть возможность бороться с американским, с любым кино.
Яковлев:
– То есть электронный билет, строительство кинотеатров.
Рудинштейн:
– Залов.
Яковлев:
– Далее реклама отечественного кино.
Рудинштейн:
– Отечественного кино в лампочке. Это не навсегда. Это для того, чтобы после того, что совершили, дать возможность вступить в рынок. Мне кричат: у нас рынок, мы не имеем права. А вы имели право зарыть российское кино в землю? Так теперь будьте добры, выкапывайте его и делитесь. Вы же потом получите хорошую прибыль с этого дела. Но у нас же другая ситуация. У нас ситуация, что прибыль хотят получать только 4 компании. Фильмов 100, а рекламируется 4. А надо рекламировать всё.
Яковлев:
– Следующий пункт, что еще нужно сделать?
Рудинштейн:
– Электронный билет, строительство кинотеатров, льготная реклама…
Яковлев:
– Это не квотирование, потому что вопрос этот был поднят Минэкономразвития…
Рудинштейн:
– Он сейчас поднят. Самое интересно, что Мединский произнес то, что я сейчас вам говорю, что я говорил и 10, и 15 лет назад. Что не надо давать деньги на кино коммерческое. Я всегда говорил, что не надо. Наоборот, вы дали деньги, 1,5 миллиона, создателям фильма «Любовь-морковь». Фильм хорошо сделан, хорошо сработан, заработал деньги. Верните обратно те деньги.
Яковлев:
– Не могу не спросить о том, кто делает кино и где это кино снимают. Я имею в виду историю с «Ленфильмом», которая вновь оказалась в центре внимания. И общественные советы, легенды отечественного кино, которые оказываются втянутыми в какие-то скандалы, разборки не очень приятные. Ваша позиция довольно известная: «Ленфильм» нужно закрыть.
Рудинштейн:
– Я ни в коем случае не говорил, что его нужно закрыть.
Яковлев:
– Тогда что вы предлагаете сделать?
Рудинштейн:
– Он стоит, зажатый домами, в центре Санкт-Петербурга. Из него надо, сохранив историю всего отечественного кино, сделать классный музей, в который будут ходить тысячи. Этот музей должен быть с аттракционами киношными. Так, как сделан Голливуд, куда люди заходят на целый день, платят 30 долларов и дальше дают такую экономику Голливуду, которая и не снилась. Потому что построить новую киностудию, зажатую рамками Санкт-Петербургского этого кусочка, невозможно. Я понимаю и Сокурова, и Германа. Сейчас бедный Бондарчук брошен на это. Мне его просто жалко. Я на себе это уже испытал, когда делал Санкт-Петербургский фестиваль. Я видел, как меня разорвали на куски просто. И вот так же разорвут его. Правильный путь – построить новые павильоны вдалеке от города, новые киностудии. Попытка восстановить «Ленфильм» как производственный комбинат бессмысленна и убыточна. Ни в коем случае нельзя строить там жилых домов. Это надо превратить в аттракцион, в историю российского кино. И всем будет хорошо.
Яковлев:
– Давайте примем звонки.
– Ирина, Москва. Я бы хотела задать вопрос гостю. Ваш личный вклад в развитие нашей культуры – вы организовывали кинофестивали. Я бы хотела узнать, какова была их идея, что они несли в нашу культуру, на какие деньги проводились? И ваше отношение к нашей многонациональной культуре? Почему у нас не слышно ничего о Расуле Гамзатове, Махмуде Эсамбаеве и других деятелях культуры наших республик? Как вы думаете, внесли они какой-то вклад в общую нашу культуру? И что можно было бы сделать, чтобы у нас была действительно высокая общая культура и дружба народов?
Рудинштейн:
– Я могу сказать, что кинофестивали мною делались в тот момент, когда было совершено преступление в области кино и был уничтожен прокат. Фестивали собой подменили как бы прокат отечественного кино хотя бы в рамках 5-6 фестивалей, которые проводились в разное время в стране.
Что же касается фамилий, которые вы называете, это замечательные люди. Но вы обратили внимание, что вы не назвали ни одной российской фамилии? Когда-то это был Советский Союз, и Расул Гамзатов – прекрасный поэт, Махмуд Эсамбаев – мы дружили. Но это все относится немножко к другой культуре, будем так говорить. Сегодня мы живем в России, и надо постараться сделать все, чтобы не забыть их, конечно. Потому что, кстати, Расула Гамзатова переводил замечательный российский переводчик, и мы знакомы с его стихами благодаря замечательному российскому переводчику Козловскому.
Яковлев:
– В какой-то момент наделали шума ваши мемуары, и вас все журналисты о них спрашивают. Я этого делать не буду. Я хотел бы спросить об одной любопытной фразе, которую вы произнесли. Что у нас в стране звезд принято считать чуть ли не святыми, а на самом деле это простые люди.
Рудинштейн:
– У нас не так. У нас есть убеждение в том, что национальное достояние, гениальный человек не может быть плохим человеком. А оказывается, что может. И оттого, что люди узнают, что у него есть какие-то недостатки, он станет менее национальным достоянием. Но мне не мешает это любить Янковского и всех остальных как актеров, но ни в коем случае не как людей. Поэтому я повторяю, мне кажется, что превращение звезд кино в легенды не дает возможности познать нашу культуру, зарождение ее, из чего лепится культура.
Яковлев:
– Если говорить о состоянии сегодняшней культурной элиты, ведь очень хочется верить, что она должна подавать пример. Должна ли она это делать? Вы их всех знаете, со всеми общаетесь.
Рудинштейн:
– Знаете, в вашем вопросе есть ответ.
Яковлев:
– Должна подавать пример?
Рудинштейн:
– Во-первых, слово «пример» нехорошее. Она должна жить так, чтобы была возможность с удовольствием их видеть. А когда она, эта элита, каждый день вываливается на страницы «Экспресс газеты», «Твоего дня», «Жизни», «Мегаполиса» и всего остального, и мы видим это все, мягко выражаясь, ничтожество, то, конечно, с трудом удается потом усесться в кинотеатре и отбросить все то, а видеть перед собой большое искусство. Поэтому я говорю, что должна, конечно. Более того, на ней лежит гораздо больше ответственности, чем на нас, обычных людях. Потому что, если мы что-то совершим, никто этого не заметит. Когда они совершают, то у людей простых возникает чувство разочарования.
Яковлев:
– Эту культурную элиту нужно менять, воспитывать?
Рудинштейн:
– Культурную элиту поменять нельзя. Она возникает из ничего. Поэтому ни в коем случае. Ведь вся наша сегодняшняя культурная элита, если вы покопаетесь в их родословных, многие кричат, что они из дворян, но вообще они все из Джезказгана, будем так говорить. Те, о ком я писал, это из Таджикистана, Джезказгана. Она возникает сама по себе.
Яковлев:
– Спасибо большое за этот разговор.
<<Самые интересные эфиры радио "Комсомольская правда" мы собрали для вас ЗДЕСЬ >>