Кыргызстан
+12°
Boom metrics
Сегодня:

Николай Бурляев: «Я не думал быть актером никогда! Но меня, идущего по улице, нашел Андрей Кончаловский»

У народного артиста России вышел сборник книг «Жизнь в трех томах»
Николай Бурляев в «Комсомольской правде» на презентации своей книги «Жизнь в трех томах»

Николай Бурляев в «Комсомольской правде» на презентации своей книги «Жизнь в трех томах»

Фото: Анатолий ЖДАНОВ

В эфире радио КП актер и режиссер Николай Бурляев рассказывает корреспонденту «Комсомолки» Николаю Никулину, почему трудно было экранизировать жизнь Лермонтова.

Никулин:

– Мы, по обыкновению, ведем интересные беседы с занимательными людьми. У нас сегодня в гостях актер и режиссер Николай Бурляев. Николай Петрович, вы презентовали свой трехтомник, в который вошли самые важные моменты вашей жизни. Расскажите поподробнее об этом трехтомнике.

Бурляев:

– Я актер и режиссер по профессии, по дипломам, но я не думал быть актером никогда, хотя прежде стал актером и очень рано попал на экран – в 1959 году меня нашел идущего по улице Андрей Кончаловский. А дальше был Андрей Тарковский с фильмом «Иваново детство», «Андрей Рублев» и пошло… Но я, глядя на то, как работает Андрон, задумал стать режиссером. И поэтому эти три тома, пожалуй, вот это самое главное дело в жизни – это издание трех томов, которые я озаглавил «Жизнь в трех томах». Первый том – «Мой Лермонтов» – собран из двух составляющих. Половина тома – 400 с чем-то страниц – так вот, 200 страниц – это киноповесть «Лермонтов», мой сценарий, иллюстрированный кадрами из фильмов. Вторая часть – очередные 200 с чем-то страниц – это дневник режиссера. Потому что, пока я делал этот фильм, а я его делал шесть лет, я вел дневник и там описано буквально все, весь этот радостный путь создания фильма на «Мосфильме» и крестный путь по завершении фильма. И радостная судьба фильма после того, как фильм уже стал прорываться к зрителям. Поскольку он должен был выйти в 1987 году – это уже перестройка была – но определенные силы неприятеля, хотя в их числе были приятели бывшие мои, режиссеры и т.д., которые потребовали распятия коллеги и уничтожения практически этого фильма – чтобы фильм был положен на полку, чтобы его не продавали за границу и так далее. Но фильм живет, его изучают сейчас в киноакадемиях мира и я полностью подписываюсь под этой работой.

Никулин:

– Да и в школах изучают, кстати говоря.

Бурляев:

– И в школах тоже показывается этот фильм. Второй том я озаглавил «Фрагменты божьего искусства». Это строчка из моей поэзии. Том собран из прозы, поэзии, публицистики и воспоминаний о моих друзьях, а их там десятки выдающихся имен, с кем мне довелось в жизни тесно соприкасаться. Это такие имена, как Владимир Высоцкий, Андрей Тарковский. Это великие артисты, с которыми я играл в театре Моссовета – Мордвинов, Марецкая, Орлова, Раневская, Бирман, Плятт. Там же я пишу и о великом скульпторе Клыкове. И об Астафьеве, Белове, Распутине, о Белле Ахмадулиной, о Викторе Некрасове, о Володе Васильеве, об Ирине Родниной и Алексее Уланове, с которыми я учился в одной школе – Алексей мой одноклассник и мой друг. Там такой замес 50-летия нашей культуры и нашей общественной жизни, что, я думаю, будет полезно потомкам почитать о том, как же мы жили в ХХ веке. И третий том я озаглавил «Славянский венец». Эта книга – тоже 400 с чем-то страниц – летопись кинофорума «Золотой витязь», который я создал 21 год назад, в годы, когда за подобные идеи просто расстреливали парламенты и избивали наших отцов и матерей на улицах городах за то, что они протестовали против введения нового мирового порядка, словно предчувствовала их душа, что это дьявольский порядок приходит, капиталистический, который нам навязали. Референдума не было. Был референдум о сохранении нашей общей державы, но ее развалили. И вот я вел дневник 21 год, пока делал форум «Золотой витязь». Прежде появился кинофорум «Золотой витязь» – как попытка собрать все позитивные силы, деятелей экрана русского кино – так я думал узко поначалу, но, когда появился первый кинофорум «Золотой витязь», он стал форумом славянских и православных народов. Потом к нам поехало полмира. Вот сейчас, за 21 год, у нас побывало около 60 стран мира, часто далеких от нас по менталитету, по верованиям, а там не только славяне православные, там Израиль, Иран, Америка, Австралия, Голландия, Перу, Китай, Индия, Япония. То есть, практически весь мир. Поскольку мы – русские люди – мы открыты всему миру. Вот такие три тома.

Никулин:

– Николай Петрович, прежде всего, хотел бы на первом томе остановиться. Читая его, я удивился тому, насколько была тяжелая судьба фильма о Лермонтове и, более того, в основном возникли разногласия по поводу его образа. Вот почему вы именно решили взяться за Лермонтова?

Бурляев:

– И простой, и трудный вопрос. Взялся потому, что я за авторский кинематограф, я исповедую кинематограф не буквально, но чисто промыслительно – Чарли Чаплина, Шукшина, Бондарчука, Михалкова… То есть, когда ты сам можешь написать сценарий, а не брать у какого-то дяди какие-то чужие истории – а твое, кровное, сердечное. Поставить этот фильм, как режиссер. И играть в нем главные роли, как играли эти актеры – Чаплин, Шукшин, Бондарчук и Михалков. Поэтому, когда я закончил ВГИК, я должен был делать первый полнометражный фильм и я задумался о том, что мне делать. А, поскольку мне с самого детства говорили о том, что я похож на Лермонтова, я предложил «Грузия-фильму» и директору Резо Чхеидзе – можно, я у вас поставлю фильм о жизни Лермонтова в Грузии? Он мне говорит – я обеими руками за. Я погрузился в сценарий, привез его в Грузию – это был 1984 год – и худсовет мне зарубил это. Это было ужасно… Члены худсовета, орденоносцы грузинские мне говорят – ну, почему вы будете делать у нас здесь, в Грузии, у вас все русское. А я действительно уже сделал фильм о всей жизни Лермонтова – от рождения до гибели – и Грузии оставалась там лишь одна десятая часть. Мне говорят – и потом, у вас очень много о дружбе Грузии и России, отбросьте это и тогда делайте у нас. И один орденоносец вдруг мне такое говорит – о, Лермонтов, как он мог сказать «бежали робкие грузины»? И не дали делать мне этот фильм. Я Резо Чхеидзе говорю – ну, как же так, вы мне обещали? А он – ну, что я могу сделать, у меня так много безработных, если я вам дам снимать, они меня тут сожрут. И я уехал и четыре года я бегал с папочкой по инстанциям, пока Сергей Федорович Бондарчук не предложил мне закончить эти мучения и делать этот фильм у него, за что он потом и поплатился. Убивали потом Бондарчука не только за то, что он Бондарчук – великий режиссер, недоступный для серой массы, но и потому, что он дал делать Бурляеву этот фильм у себя.

Никулин:

– Надо, безусловно, сказать о том, что вы и в своем втором томе пишите много о Бондарчуке, о Тарковском – великих режиссерах – и, наверное, их действительно можно причислить к авторскому кино. Но я сейчас от кино хотел бы тему экранизаций продолжить. Дело в том, что и во ВГИКе, и многие киноведы говорят о том, что экранизация это очень сложный жанр. Особенно в плане кино. Потому что они, так скажем, не смотрятся на экране – все-таки это литературное произведение, поэтому его нужно читать. И у каждого читателя создается свой образ Лермонтова, Пушкина, Евгения Онегина и так далее. И это не очень пластично с точки зрения кино. Вот вы как смотрите на этот вопрос – легко ли экранизировать и нужно ли самому писать сценарий или брать то, как написано изначально автором произведение?

Автограф-сессия Николая Бурляева в редакции «КП»

Автограф-сессия Николая Бурляева в редакции «КП»

Фото: Анатолий ЖДАНОВ

Бурляев:

– Экранизация очень трудный жанр, вы правы. У меня было немного экранизаций, я очень мало работал, как режиссер. Первый мой дипломный фильм – это экранизация романа Салтыкова-Щедрина «Пошехонская старина», откуда я взял одну новеллу «Ванька Каин» и я ее экранизировал. Но когда я начал писать сценарий, я сделал несколько другого Ваньку Каина, чем он у автора был. Я сделал некий собирательный образ, я даже хотел посвятить этот фильм тогда ушедшему из жизни Шукшину, Андрею Тарковскому – то есть, тем, кто идет за правду, за истину на крест до конца. И поэтому я сделал такой образ человека, который поет в оковах, играет, зная, что его сейчас отправят на крест, зная, что его прогонят сквозь строй палками, розгами и что практически он покойник, а он все равно для всей дворни играет и поет. И именно поэтому, видимо, фильм был оценен в Оберхаузене на международном кинофестивале на 23-м – очень престижный кинофестиваль короткометражных фильмов – меня туда не пригласили, потому что я был невыездной в те годы почему-то. Непонятно по какой причине – фильмы мои ездили по миру, одерживали победу, у «Иванова детства» 26 премий, у «Рублева» тоже там десятки премий, а я нигде не был. А фильмы идут. Ну вот, и там они показали этот фильм, дали ему главную премию за режиссуру и написали, мне оттуда прислали прессу, которая, видимо, мне и перекрыла все пути здесь в СССР. То есть, я читаю прессу, мне ее перевели здесь, и вся пресса запада пишет о Ваньке Каине, о герое моего фильма и обо мне, что это фильм русского диссидента. То есть, вот эта песня в оковах, когда Каин, окованный по рукам и ногам, перед казнью играет и поет, и показывает, что дух не убить, они прочитали как песню диссидента и поставили этот маленький фильм в один ряд с опальными фильмами того времени. «Зеркало» Андрея Тарковского, «Агония» Элема Климова, «Пастораль» Иоселиани, «Прошу слова» Глеба Панфилова и «Ванька Каин» мой туда же попал. Там мне дали премию, здесь мне дали премию в России за лучший дебют года режиссерский. Дальше я начал предлагать тему за темой, за 10 лет мне закрыли 10 сценариев. Я предлагаю – закрывают. Далее я экранизировал роман Василия Белова «Все впереди» – это очень трудно экранизировать, опять я все перелопатил, взял я соавтора, сценариста, попросил у Василия Ивановича Белова право нам сделать «по мотивам романа», и он нам дал это право, как это ни было больно для автора, и потом принял этот фильм. Потому что он понимал, что кино – это другое. А «Лермонтов» это не экранизация, это уже моя версия жизни Лермонтова.

Никулин:

– Если говорить об экранизациях, надо сказать, что вы человек, безусловно, трепетно относящийся к русской литературе, поэтому у вас есть и образы Гоголя, вы играли в «Мастере и Маргарите»… Когда я читал вашу книжку, у вас там такой был вопрос – должны ли мы, грешные кинематографисты, браться, допустим, за экранизацию Евангелия? У вас как раз был такой случай в жизни, когда нужно было Иешуа сыграть и многие места, которые противоречат Евангелию, вы отринули. А вот сами бы вы взялись за экранизацию Евангелия и можно ли именно не классическую литературу, а сакральные тексты экранизировать?

Бурляев:

– Трудный вопрос. Я думал делать фильм по Евангелию и тогда я задавал вопросы духовным лицам – имеем ли право мы, грешные актеры и режиссеры, касаться подобных тем? Частенько отвечали так, что нет, не надо этого делать. Ну, зачем, есть книга, есть Евангелие, ну и что еще к этому прибавить? Но одно духовное лицо вот что мне говорило. Поскольку есть такой вид деятельности – искусство кинематографа – и вам по промыслу божию суждено быть актером и режиссером, вы не только можете, вы должны это делать, потому что никто не запретит кинематографистам касаться этих тем. Но если не вы будете это делать, то это будут делать другие. И будут это делать иначе. Поэтому сейчас, в это трудное для меня время, когда я с 1991 года, 11 лет, не занимаюсь режиссурой, принципиально отошел от этого, потому что я не хочу участвовать в этом омерзительном рыночном кинопроцессе, который сейчас за уши тянут из болота из этого рыночного, но не вытягивают и не вытянут при таком подходе, когда законы рынка все равно оставляют незыблемыми для кино. Нам нужно уйти от законов рынка для кино. Не нужно измерять все успехом в первый уикэнд – это глупо, это преступно. Или мы обманываем людей и говорим – иди, гляди, Россия, «Ночной дозор» или «позор», «Иронию-2» и так далее. Мы обманываем их центральными каналами и люди верят и идут, и глядят этот позор просто, который девальвирует первую версию Эльдара Рязанова. Но пока такой подход, пока все меряют успехом в первый уикэнд, не будет у нас достойного создателя кино. Потому что он оттуда глядит и думает – боже, чем вы занимаетесь, вы что, не понимает, что каждый ваш фильм, созданный в вашем Голливуде – мекке разврата – вы создаете фильм, а что такое фильм? Это тот мир, в который погружена душа те 1,5-2 часа, пока идет этот фильм. И вот они погружают душу во мрак, насилие, голубизну, патологию. Они, авторы, материализуют это все и это уходит в вечность, и это будет жить, созданное ими. Люди этого не понимают и продолжают это безобразие. А Господу нужно иное. Ему нужно то, что поможет душе приблизиться к нему, а не к Сатане. А мы делаем то, что нас тянут туда, в преисподнюю… А кто о нем говорил? Тарковский говорил, поэтому он стал режиссером номер один, но он не впрямую говорил о том, что есть Бог, а он знал, что есть Бог и был проводником и ненавязчиво давал ощущение неба через его экран.

Никулин:

– Кстати, о Голливуде и мекке разврата. Там же выходили экранизации Евангелия – «Страсти Христовы» Мела Гибсона или «Последнее искушение Христа» – вы как к этим экранизациям относитесь?

Бурляев:

– Я не видел последнее «Искушение», но я знаю, что там версия достаточно забавна, ну, кощунственна, вроде бы, якобы, выжившего Христа, у которого там была еще, якобы, личная жизнь. Но это преступно. Нельзя касаться вопросов веры вот так грубо. Нельзя танцевать на амвоне, куда имеют право выйти только священники. Это касается любой религии. И, в общем, в принципе, это надо наказывать – может быть, не так жестоко, но нужно понимать, что нельзя этого делать, это самое сокровенное. Ты и Господь. У каждого вроде бы разные веры, но Господь-то один над всеми. И в это вторгаться нельзя. Я не люблю американское кино. С детства. Не люблю. Приучали – я стал членом Союза кинематографистов очень рано, чуть ли не самый молодой член был, до меня был только самый молодой Никита Михалков, он стал раньше, я – через год. И нам показывали американские фильмы, и туда все ломились, глядели на этот «запретный плод», сейчас вообще это безобразие показывается всюду. Но уже тогда я что-то понимал. И еще у меня был Тарковский, понимаете. А Тарковский на дух не принимал американское кино. Этот великий режиссер признавал только пять имен режиссеров в мире. Могу их даже вспомнить. Это Бергман, Феллини, Антониони, Брессон, Бунюэль, Куросава. Все. И больше никого, никакого американского кино. А оно в те годы еще было относительно приличным. Так вот, я лично, когда вижу по телевизору американские фильмы, я переключаю кнопку, потому что я не могу глядеть на эту, как правило, эффектную пустоту, на этот доходный промысел. Душа протестует! Эффектно делают! Да, техника шагнула. Но отвечать там будут все. Все будут по мере наших грехов там отвечать. Но фильм Мэла Гибсона я пригласил на мой кинофорум «Золотой витязь». Я ему отправил приглашение, потому что я понимал, что это серьезнейшая работа. Он мне ответил, что он не может приехать, а потом я узнал, что у него были проблемы, что он был тогда в Америке чуть ли невыездной вообще, я не знаю, что с ним делали после этого фильма. Но я узнал по титрам, что в фильме «Страсти Христовы» играет актер Христо Шопов. А я знаю Шопова, болгарского актера, это мой друг – это Наум Шопов. Так это что, сын, что ли его? Справки я навел, оказалось, что да, Христо Шопов – сын Наума Шопова, крупнейшего актера Болгарии, сейчас уже покойного. Я узнал его адрес в Голливуде, позвонил ему по телефону и говорю – Христо, я такой-то. Он говорит – я знаю, отец мне рассказывал о вас. Я говорю – Христо, бросай там все, прилетай ко мне в Иркутск, ты получишь для души гораздо больше, чем за всю твою жизнь. Он поверил, прилетел. И еще один актер там играл – апостола Иоанна – болгарский актер Христо Живков. И они вот двое прилетели на четыре дня, так как заняты были оба и в последний день я им устраиваю такое. Арендуем мы вертолет и небольшой группой, человек 6-7, мы летим над Енисеем, над Байкалом, уходим в Саяны, садимся там, они купаются в источнике теплом… Выпили шампанского они в горах… Я говорю – ну что, Христо, я тебя не обманул? Он говорит – нет, это на 120 процентов от того, что я мог ожидать…

Никулин:

– Спасибо большое, у нас в гостях сегодня был Николай Бурляев.

<<Самые интересные эфиры радио "Комсомольская правда" мы собрали для вас ЗДЕСЬ >>