Кыргызстан
+21°
Boom metrics
Сегодня:

Как на самом деле происходила передача власти Ельциным Путину

История за пределами учебников

ИСТОРИЯ ЗА ПРЕДЕЛАМИ УЧЕБНИКОВ

В студии: историк, политолог Сергей Борисович Станкевич и ведущий Михаил Антонов.

Антонов:

- Здравствуйте! Мы сегодня будем говорить о слове «Преемник». Мы поговорим о том, как происходила передача власти Бориса Николаевича Ельцина Владимиру Владимировичу Путину.

Сергей Борисович Станкевич, историк, политолог и советник Бориса Николаевича у нас в гостях.

Станкевич:

- Здравствуйте!

Антонов:

- Новый год. Люди режут «оливье». Идет «Ирония судьбы» по телевизору. И вдруг появляется бегущая строка, что через несколько минут срочный выпуск новостей. На экране появляется Борис Николаевич Ельцин и у всех осталась в голове одна фраза: «Я устал. Я ухожу». Там было много, что сказано. Кто-то расценивает это выступление, как покаяние.

Станкевич:

- Отчасти так и было.

Антонов:

- Да. И разговоры о том, что Ельцин уйдет, осталось совсем немного… Что будет кто-то новый, назывались старые и новые фамилии. Примаков, Черномырдин, кто-то вспоминал Чубайса, Кириенко и Немцова ранних… Но Владимира Путине на ожидал никто.

Почему он ушел? Появилась усталость?

Станкевич:

- Еще бы ей не появиться после такого восьмилетия, которое выпало на долю Бориса Николаевича.

Россия тогда представляла и до сих пор во многом представляет собой транзитное государство, государство переходного типа, когда еще некоторые черты прежней государственности сохраняются, черты новой только начинают оформляться и укрепляться. И в итоге такое причудливая смесь старого с новом возникает. Прежних людей, новые людей и старых традиций. И законов. И новых, которые зачастую принимаются «с колес», зачастую с ошибками. Это характерные черты транзитного государства.

Антонов:

- Я думал, что «транзитный» - вы имеете в виду, что через наше государство проходит все, не задерживаясь…

Станкевич:

- Для лидера такого транзитного государства, а их довольно много в мире, Россия не единственная, есть две важнейшие задачи. Первая – как прийти к власти, а вторая, не менее, а порой и более важная, как уйти из власти. И как ее передать. Эта задача невероятной важности и сложности. И заниматься ею надо буквально на следующий день, после того, как власть попала в твои руки.

Как это происходило в случае с Борисом Николаевичем? Пришел он к власти, на самом деле, не как единственный и исключительный, а в составе, как лидер Межрегиональной депутатской группы. Это было довольно мощное политическое образование. В интеллектуальном смысле, не в смысле административного ресурса. Там были лучшие экономические, социальные, философские, социологические умы тогдашнего СССР. И, кроме того, его поддержало массовое движение демократической России, которое обеспечивала все электоральные победы Ельцина. За ним была определенная политическая сила. И массовая, и элитарная. И группа его ближайших сторонников, которые сопровождали его на всех этапах восхождения к власти. После того, как Ельцин стал реальным правителем России, после того, как союзный центр над ним уже не нависал, он стал формировать свой режим. И началась его собственная внутренняя трансформация. Она состояла в том, что постепенно он избавлялся от соратников, заменяя их функционерами. Поначалу предполагалось, когда еще только писалась структура новой российской власти, а писалась она на даче в Архангельском, на даче № 15 знаменитой, где собиралась в разных составах ельцинская команда. И где впервые было написано на большом листе ватмана «Администрация президента России» и начали чертиться квадратики и стрелочки, из чего она должна состоять. И многие другие документы там рисовались и писались.

Антонов:

- Я понимаю, что для новой России это все было впервые.

Станкевич:

- И даже сам термин «администрация президента» по названию восходивший к американской политической системе, все-таки мы наполнили его российским содержанием.

И когда все это делалось, предполагалось, что те, кто там собирался, понимали тогда, что Борис Николаевич был полностью сформирован, как политик и государственник советской и коммунистической системы. И что это уже записано в его генетический код.

Антонов:

- В голове структура Политбюро есть, а вот как…

Станкевич:

- И что этот код будет неизбежно себя проявлять. Кроме того, вопросы о том, как выглядит рыночная экономика и как должно существовать и функционировать демократическое государство во всех его подробностях, конечно, эти вопросы перед ним никогда раньше не стояли, и дискуссии на эту тему с ним вести было бессмысленно.

Антонов:

- Сергей Борисович, а кто знал? Ведь все кормились из одного гнезда…

Станкевич:

- Во всяком случае, какие-то знания о том, как устроены иные государства, как функционирует избирательная система, действуют политические партии, все-таки были у многих. Иными словами, речь шла о том, что Ельцин остается символом новой государственности, он обеспечивает наше движение вперед. А рядом с ним должна действовать достаточно сплоченная команда сторонников, нивелируя какие-то недостатки Ельцина, которые уже тогда были очевидны, компенсируя отсутствие тех или иных знаний, тех или иных программных установок в нем. И формулируя какую-то внятную стратегию и удерживая его в рамках этой стратегии. Это должно было быть своеобразное коллективное президентство. Даже тогда попытались создать государственный совет из 15 человек из ближайших соратников рядом с Ельциным, который помогал бы ему справляться с президентскими задачами.

Антонов:

- Напоминает такой тренерский штаб…

Станкевич:

- Не тут-то было. Государственный совет собрался раза четыре-пять. После чего Ельцин перестал ощущать в нем необходимость. Консультативный президентский совет, куда входили лучшие умы из Межрегиональной группы, который тоже собирался несколько раз. Ельцин на нем поприсутствовал, но очень скоро ему стало скучно слушать академиков, хотя там были очень серьезные и солидные идеи, вполне работоспособные. Появилась команда таких вот административных выдвиженцев, преимущественно из силовых кругов, которые начали петь ему осанну и говорить, какой он гениальный и восхищаться каждым его решением, рассказывать ему анекдоты.

Антонов:

- Вы не Павла Грачева сейчас?..

Станкевич:

- Ну, и в том числе… Но не только. Накрывать стол. Появился президентский теннисный клуб, куда постепенно переместился центр принятия многих решений после тенниса и за столом. Не скажу, что это полностью и немедленно изменило Ельцина. Нет, во многом он оставался прежним. И до него можно было достучаться, докричаться. И он слушал. Конечно, многие вещи были ему неприятны. Небольшая группа соратников, Галина Старовойтова, Анатолий Собчак, я в том числе, Гавриил Попов, они сохраняли за собой привилегию говорить ему многие, в том числе и неприятные вещи.

Антонов:

- Они должны были быть аргументированы? Как Борис Николаевич воспринимал? Аргументы у вас здесь, вся фактология, цифирь и говорили, что вот тут вот так… Но трудно не поверить, когда все на бумаге аргументировано и изложено. Более того, подкреплено словами. И, тем не менее, некоторые решения Бориса Николаевича зачастую шли вразрез с аргументацией, с логикой, простите…

Станкевич:

- Он всегда говорил, что у него семь источников информации. «И вы не единственный источник». Было между нами принято, мы заранее об этом договорились, к президенту не приходят с проблемами, с обоснованными вариантами решений. И так далее.

Я занимался тем, что пытался писать многоходовые сценарии. Напомню, что Ельцин оставался и, надо отдать ему должное, принципиально оставался до конца приверженцем демократического стиля управления. Конечно, в своем своеобразном изложении. И поэтому в стране действовало множество политических партий, были, в том числе, не только зависимые от государства, но и независимые профсоюзы. Действовали многие политические силы. И, кроме того, был оппозиционный Верховный Совет, с которым он непрерывно боролся. И поэтому нужно было выстраивать многоходовые сценарии. Простые ломовые решения не проходили. Но постепенно он все менее тяготел к сложным решениям, к тому, что нужно с кем-то договариваться, кому-то уступать, идти на какие-то компромиссы. И все более стремился к простым авторитарным решениям. И эта линия нарастала. Особенно активно после 93-го года. 93-й год и конфликт вокруг Верховного Совета стал переломной точкой. Вокруг 93-го года была, пожалуй, последняя серьезная борьба между либералами в окружении Ельцина и силовиками. Либералы отстаивали то, что надо выходить одновременно на выборы вместе с депутатами Верховного Совета. И передать решение конфликта народу. Силовики отстаивали силовой вариант. Тот факт, что Ельцин пошел по силовому варианту, тот факт, что он вроде бы принес ему и победу, он сразу воодушевился, показывал, что эту линию и надо продолжать. Поэтому после 93-го года эта трансформация, особенно с учетом начавшейся приватизации массовой, ускорилась. И он не нуждался в соратниках более. Они заменялись на послушных и лояльных функционеров. И утверждался его внутренний культ собственной непогрешимости. К сожалению. А экономика никак не слушалась. И те меры, которые предпринимались, не приносили немедленных и серьезных сдвигов экономических, несмотря на то, что в основном они были правильные. И ситуация к середине 90-х уже существенно ухудшилась. Мы стремительно теряли социальную базу. И было понятно, что выборы в таком варианте не выигрываются. И 95-й год, группа еще остающихся недалеко от Ельцина соратников рассматривает вопрос о том, чтобы убедить Ельцина не баллотироваться на второй срок.

За плечами у него три инфаркта. Уровень поддержки на грани статистической погрешности. Порядка 3 процентов. Понятно, что любая попытка переизбраться – это колоссальный риск просто для жизни его. И колоссальный риск проигрыша со всеми неизбежными последствиями. Поэтому рассматривался вопрос в кулуарных беседах о том, чтобы убедить его не баллотироваться. А выдвигать тогда Анатолия Собчака, который был мэром Санкт-Петербурга, был невероятно тогда популярен, на пике своей формы. И избирался он вполне уверенно тогда по всем опросам. Это было возможно.

Речь шла не о том, чтобы делать это вопреки Ельцину и в борьбе с ним. А о том, чтобы мы договорились, что Ельцина становится Ден Сяопином российским. И тогда осуществляет операцию преемника. И тогда это можно было осуществить демократическим путем.

Не знаю всех подробностей, как он эту идею переваривал, как переживал. С Собчаком у него был на эту тему разговор. В итоге, от идеи отказались. И, как всегда бывает, на тех, кто принес идею, пала тяжелая рука. Вплоть до обвинений и эмиграции некоторых участников событий.

Ельцин решил идти на второй срок. Выборы состоялись. Выборами это можно было назвать с известной натяжкой, потому что был включен на полную мощность контроль над СМИ, пущены в ход все ресурсы, включая коробки с наличными, развозившиеся по всем регионам…

Антонов:

- Но при этом очень многие говорили, что после первого тура резидентских выборов, видя те цифры, которые получил Геннадий Андреевич Зюганов, страна испугалась. Страна прекрасно помнила, и ей совершенно не хотелось вновь оказаться при социализме, в худшем случае при той социалистической действительности, которую Геннадий Андреевич обещал и продолжает обещать.

Все помнят. И до сих пор можно найти в интернете тот танец Бориса Николаевича под песню Евгения Осина, второй тур «Голосуй или проиграешь». Массовая серия! Если не он, то кто? И так далее. Были подключены, помимо СМИ, наверное, весь актерский цвет, которые говорили добрые слова про Ельцина. Но…

Станкевич:

- И самое главное, ведь был заключен пакт с теми, кто стал впоследствии российскими олигархами. Пакт с верхушкой российского бизнеса. Им объяснили, что в случае победы, восстановления коммунистической власти вы первыми пойдете под нож и под национализацию. Вы, ребята, помните, что было после октября 17-го… Они выдвинули встречные условия, на которых согласились поддержать Ельцина.

Был заключен знаменитый пакт, в котором, в частности, участвовал Чубайс и к которому приложил руку и Березовский. Он некоторое время даже колебался, с кем именно ему заключить пакт: с Зюгановым, с которым он вел определенные переговоры, или с Ельциным. В итоге он примкнул к общему пакту между российским бизнесом и Кремлем. В итоге, победа была буквально продавлена. Тяжелой ценой. Ценой огромной моральной травмы для многих российских СМИ, многих тех, кто искренне был привержен демократической процедуре выборов. И ценой серьезного ущерба для ельцинского здоровья, надо сказать. Уже после этого была у него тяжелейшая операция на сердце.

Выборы были продавлены. И после выборов состоялись решающие залоговые аукционы, в ходе которых бизнес взял то, что было ему обещано. Лучшие куски российской экономики были переданы тем людям, которые оказали Борису Николаевичу поддержку в ходе выборов. Олигархия расцвела пышным цветом именно во второй половине 90-х. И появилось совершенно новое в поведении капитанов российского бизнеса: они впервые почувствовали вкус к политике. В ходе этих выборов они к ней активно приобщились, и им не очень захотелось с ней расставаться. Они увидели, что политика не только приносит реальные умопомрачительные дивиденды в виде собственности, но это и серьезный ресурс для того, чтобы эту собственность охранять и приумножать. Это еще и ресурс в конкурентной борьбе, доступ к государственному финансированию. И они пожелали сохранять контроль и над политическими процессами. Особенно в этом преуспевал тогда Борис Абрамович Березовский, который стал фактически серым кардиналом и таким теневым делателем министров в окружении Ельцина.

Это была, на мой взгляд, тяжелая и отчасти непоправимая плата за то, каким образом были проведены выборы 96-го года. Операция «Преемник», необходимая операция, не состоялась тогда.

Антонов:

- А в 98-м году был финансовый кризис… Достаточно тяжелый. Мы помним чехарду к премьер-министрами, помним, как Госдума трижды не хотела утверждать Виктора Степановича Черномырдина и едва не была распущена. Чего только не было! Мы помним, как Борис Немцов и Сергей Кириенко выходили к шахтерам, которые сидели на Горбатом мосту и стучали касками. Мы помним Евгения Максимовича Примакова, мудрейшего человека, но который говорил так, что никто ничего не понимал, что происходит в стране.

Но, самое интересное, вы сейчас сказали одну вещь… Она опровергает то, что история делает витки. Потому что Борис Николаевич, собственно, на коне оказался благодаря путчу 91-го года. Он стал героем. А все почему? Потому что соратников у Михаила Сергеевича Горбачева уже не было. Слабосильное Политбюро ЦК КПСС образца 91-го года я уже не беру. К 99-му году Борис Николаевич оказался в такой же ситуации.

Станкевич:

- Практически в такой же.

Антонов:

- Но при этом не нашлось человека, который забрал бы власть, объявил бы Бориса Николаевича больным, неспособным выполнять свои обязанности. Повторение – мать учение… Уже без ошибок 91-го года было бы. Времени-то совсем немножко прошло.

Не нашлось.

Станкевич:

- Нет. Страна была уже принципиально не та. И такого рода сценарий в России уже не проходил. Понятно было, что просто уйти и оставить пост тому, любому, которого изберут, Ельцин не мог. Именно в силу транзитного характера государства. И в силу того, что оставались к тому времени политические руины во многом вокруг него. В силу особенности его собственной политики и собственного характера.

Нужно было выбирать. И здесь я убежден, что Путин обратил на себя его внимание тем, что он не сдал своего учителя Собчака даже тогда, когда это было выгодно. Когда это нужно было для продолжения карьеры. Он продолжал его защищать и поддерживать. И эта его позиция принципиальное, что он держит слово, не сдает, выполняет обязательства, в то время, как была уже полная вакханалия, когда верить никому было нельзя, когда никто слово не держал, когда каждый боролся только за себя и все со всеми боролись, это не могло не обратить на себя внимание. Думаю, это сыграло решающую роль.

Какие задачи при этом Ельцин решал? Были ли личного свойства задачи? Конечно, были. Нужно было избежать того, что падало на любого лидера транзитного государства. Нужно было избежать молота репрессий последующих в отношении себя и своих близких. Эта задача ставилась. Но, уверен, что она не была единственной. Потому что у него были и видение, своеобразное видение, причудливое, но все-таки видение будущего России. И ему крайне не хотелось, чтобы после его ухода все, что было сделано, завоевано и наработано, все это куда-то кануло. И этот период потом объявляли бы краткой паузой между одной нормальностью и другой нормальностью. Вот был какой-то период смуты, в течение которого действовал Ельцин.

Нет. Он хотел, чтобы та государственность, которая возникла на руинах СССР, чтобы она сохранилась. Это желание в нем было очень острым. Он, видимо, об этом тоже думал. И ему нужен был человек, который не сдает и который формирует работоспособную команду. Работоспособную команду не в смысле гайдаровском, не в смысле радикальных реформ, а нужна стабилизация консервативная. Отчасти как происходит после каждой революции. А после каждой революции приходит тот, кто консолидирует ситуацию и восстанавливает правила, более или менее нормальное функционирование государства.

Такой человек был нужен. Видимо, здесь выбор пал на Путина не потому, что он уже мог продемонстрировать эти таланты. А потому что в нем это угадывалось, а в других нет.

Антонов:

- Отойдем от 99-го года, пробежимся до 2006-го. Тогда родился такой анекдот. 31 декабря 2006-го. Салатики «оливье», «Ирония судьбы». И тут появляется Владимир Путин и говорит, что он устал… Я ухожу. В это время в эфире его кто-то отталкивает, появляется Борис Николаевич и говорит: «А я отдохнул!». Ведь кто-то, как в теории заговора, говорит: «Он ушел в отставку, потому что понятно, что третий президентский срок – это неконституционно». Кого-то все равно надо предлагать.

А здесь человек дела. Владимир Путин специально не стал широкую избирательную кампанию проводить в 2000-м году. Мы все это помним. Но были намеки на то, что он вернется. В 2004-м…

Станкевич:

- Нет. Таких намеков не делалось. Был намек другой, что он останется тем самым Ден Сяопином, которым ему предлагалось стать в 96-м году, что он будет где-то рядом. И мудро советовать… Такого рода жесты делались. Но что здесь важно было? И зачем потребовался этот драматический уход? Поскольку вот этот выбор на Путина, ставка сделалась достаточно поздно, надо было дать ему шанс чуть-чуть приподняться и стать известным народу, государству и избирателям. Надо было дать ему необходимый разгон. И для этого он должен стать исполняющим обязанности, и с этой площадки уже избираться. Уже фактически контролируя власть. Тем самым не возникает паузы, обеспечивается преемственность, чтобы, не дай бог, в этот период не рвануло где-нибудь в нашем обширном государстве.

Этот гандикап, эту фору Путину обязательно нужно было дать. И здесь, может быть даже, Ельцин где-то себя переломил. Потому что выйти вот так вот в новый год, фактически произнести несколько покаянных фраз и уйти самостоятельно, не в торжественной обстановке, а таким образом, это достаточно болезненное решение для него. Но они понимал, что другого варианта у него нет. Это были чрезвычайные обстоятельства транзита власти.

Антонов:

- Это было его решение? Не было ли давления? Не было ли той же самой сделки?

Станкевич:

- Несомненно, это было его собственное решение, на которое, конечно, повлияла в значительной степени семья. Потому что без интимных, родственных аргументов такие решения не принимаются. Политически он понимал необходимость. Но думал… Всегда, когда за плечами такая жизнь, такая биография, такая эпоха великих перемен, всегда думается: «Но ведь до сих пор-то и не из таких проблем выходил!». И эта инерция удачливости, она обманчива… Я думаю, вдруг он мог бы и подумать, что чего там…Дотянем до выборов. «Кого рекомендую, того и изберут». Но здесь, думаю, вмешалась семья. И сказала, что откладывать нельзя.

Антонов:

- Но при этом Владимир Путин, придя у власти: где там железная пята олигархии? Где у нас Борис Абрамович? Где Гусинский? Где многие, кто входил в окружение? Кто-то попрятался, кому-то власть перестала нравиться. И они подумали, что лучше бизнесом заниматься, а не лезть в политику. Кто-то эмигрировал. При этом сказать, что Владимир Путин – это продолжение политики Ельцина, это значит покривить душой.

Станкевич:

- В известном смысле продолжение все-таки. Я просто хочу сказать, что семья была главным каналом коммуникации, его естественным окружением, потому что в тот момент политического окружения у него уже не было. Мы об этом говорили. Семья заменила, в том числе, и политическое окружение. Но через семью влияли многие. В том числе и Борис Абрамович. Он ведь тогда мыслил себя одним из важнейших бенефициаров смены власти. Он активно общался в том числе и дочерью президента. В тот момент. И, думаю, что отчасти то, что вот так должен быть обставлен уход мог повлиять и он. Но опосредованно, через семью.

Антонов:

- Владимир Путин, придя, делает совершенно… Шаги, которые начинают, действительно, нравится людям. Это и встреча с моряками. Сложно представить себе Ельцина, который поехал бы разговаривать бы с семьями погибших подводников.

Станкевич:

- Борис Николаевич мог бы решиться и на такую вещь. А что касается Путина, он пришел с некоторой миссией. Когда коммунизм себя изжил, и внутри его накопилась критическая масса противоречий, был запрос на сокрушителя коммунизма. И эта миссия пала на Бориса Николаевича. Могла пасть и на кого-то другого. Но в силу обстоятельств пала именно на него. И он с издержками, с ошибками, непоследовательно, но эту миссию осуществил. После того, как переходный период, мучительный и болезненный, занявший все 90-е, состоялся, был сформирован запрос на консервативного консолидатора. На того, кто наведет порядок и привнесет предсказуемость, где сделает жизнь понятной и упорядоченной. По закону. И закон на такого консервативного консолидатора, наводящего порядок после революции, он был совершенно ощутим. И эта миссия в силу перечисленных обстоятельств пала на Путина. И, надо сказать, что первоначально эта миссия исполнялась замечательно. Собственно, она и была исполнена до конца почти. Неплохо. Проблемы и спорные сюжета уже стали после, когда встал вопрос, как развиваться дальше.

Да, порядок наведен. Государство стабилизировано. Да, правила стали более или менее предсказуемыми. Но нужно развитие. И вопрос о механизмах развития, о путях развития – это уже следующая миссия. И в истории крайне редко бывает так, что человека хватает на две миссии. Но это уже будущее. А роль консервативного консолидатора пала на Путина. И, надо сказать, может, это предмет отдельного рассмотрения, надо сказать, что основные задачи были в течение 2000-2004-го года решены.

Антонов:

- Очередная глава новейшей истории написана нами. Спасибо, Сергей Борисович! Очередной рассказ очень скоро в нашем теле- и радиоэфире.