Александр Лойе: «Кто известен благодаря постели с Мадонной, хорошим артистом стать не сможет»

Александр Лойе: «Каждый актер так или иначе заложник своей фактуры. Поэтому естественно, что если хочешь играть разные роли – приходится самому себя направлять, решать, на что соглашаться, а на что нет… Почему обязательно играть Гамлета? Это стереотип такой, у каждого Гамлет свой».

Гость – Александр Лойе, актер. Ведущие – Стас Бабицкий и Александр Рогоза.

Бабицкий:

– В качестве гостя у нас сегодня любимый и уважаемый всем актер Александр Лойе. Все помнят Александра Лойе, когда он в детстве снимался в «Ералаше». Я понимаю, что Александр должен взять на себя ответственность за то, что дети того периода научились потребительски относиться к женщинам. Потому что этот замечательный сценарий «Гербарий» – когда мальчик носит девочке цветы, и все так романтично. Все думают: ну вот он, идеал отношений. И заканчивается чем: ты гербарий мне сделала? После этого в России все и началось, мужчины стали относиться к женщинам по-другому.

Лойе:

– Ну вот, я еще и за это несу ответственность.

Бабицкий:

– Может, какую неловкость испытываете по этому поводу?

Лойе:

– Нет, не испытываю – это моя работа.

Бабицкий:

– Часто говорят: в кастинге смотрят досье актера и говорят: с «Ералаша» начинал, хорошая школа – берем?

Лойе:

– Смотря где. Если брать институт – никаких плюсов мне это не дало. Там вообще засвеченных людей не любят. А когда приходишь на взрослые кастинги – ну какая связь, что там было, когда два разных человека.

Бабицкий:

– Нам всем было интересно, чтоб было после «Ералаша». Потому что маленький рыжий паренек превратился в солидного дядю.

Лойе:

– Да, прошел период этих превращений. В процессе того периода работы было немного, а потом был «Next».

Бабицкий:

– Это был сильный проект.

Лойе:

– Да, можно назвать финалом мальчика и началом дяди.

Бабицкий:

– Нет ощущения, что «Next», как и любые другие проекты того времени в лихие 90-е.

Лойе:

– Начало 2000-х.

Бабицкий:

– Скажем пародийно про 90-е. Для меня «Next» – это вывернутый наизнанку «Крестный отец». Все то же самое, про те же кланы, про то же взросление мальчиков в среде гангстерского окружения. Но с другим позитивным зарядом. То есть: а мы сделали из этого комедию.

Лойе:

– По-моему, задачи стояли совершенно разные у Копполы и у Фомина. Вся эта криминальная история, в отличие от «Крестного отца», не об этом. Это фон человеческих отношений, отношений отца и сына. А не то, как мальчик попал в мир криминала, бардака и поножовщины.

Бабицкий:

– Думаю, у Копполы и Фомина и гонорары были разные.

Лойе:

– Гонорары не зависят от того, какие задачи ставит человек.

Рогоза:

– После этой роли в сериале «Next» наверняка какие-то типичные предложения посыпались. Было такое? Сериал про бандитов, роли умненьких мальчиков.

Лойе:

– Каждый актер так или иначе заложник своей фактуры. Поэтому естественно, что если хочешь играть разные роли – приходится самому себя направлять, решать, на что соглашаться, а на что нет.

Бабицкий:

– Это важно сразу понимать, что есть заложники, а с другой стороны, не все могут играть Гамлета. Не нужно столько Гамлетов ни в мировом кинематографе, ни в театральном искусстве. Все говорят: вершина – Гамлет.

Лойе:

– Почему обязательно играть Гамлета? Это стереотип такой, у каждого Гамлет свой.

Бабицкий:

– Что для вас является ролями, которые очень хочется сыграть и амплуа, в котором хотелось бы себя попробовать?

Лойе:

– Я стараюсь не ставить себе конкретных задач. Какие-то конкретные роли, тот же Гамлет. Потому что если долго и сильно чего-то хотеть, оно как правило получается. Но получается не совсем так, как того хотел. Не с теми людьми, не с тем материалом. Поэтому я стараюсь идти интуитивно. Не то чтобы плыть по течению – но не зацикливаться на чем-то конкретном. Мечты надо формулировать четко, а у меня четкой формулировки нет, мне интересно пробовать.

Рогоза:

– Те типажи, которые вам предлагали и от которых вы отказались.

Лойе:

– Был типаж, продолжение эксплуатации ералашного образа. Причем я видел по лицам людей, которых приглашали на кастинги: они сами ожидали чего-то другого. И когда видели меня, они понимали, что это не то, что они ожидали увидеть. Видимо, думали, что маленькая собачка до старости щенок. А собачка могла и подрасти. Поэтому людей удивлял своим появлением. Сейчас – нет, а раньше был такой период.

Бабицкий:

– Может, есть какие-то идеи. Понимаю, о чем вы говорите. Братья Торсуевы говорят: давайте снимем «Электроник, 30 лет спустя». Петрову и Васечкину предлагали, они обсуждали это с нами. Говорили: давайте снимем, как Петров и Васечкин стали взрослыми дядьками. Может, и были такие идеи? А надо ли вступать два раза в одну и ту же воду? Сейчас вопрос не только про кино, а в целом про жизнь. Потому что иногда хочется с философской точки зрения посмотреть: есть ли от этого польза?

Лойе:

– Насколько я знаю, они после «Электроников» не снимались. И не потому, что у них что-то не сложилось, а потому что они пошли по другому пути. В детстве много кого приглашали в кино, но там это и закончилось. Люди занялись другими интересными им вещами. Это не значит, что у них загубленная актерская карьера, поломанная судьба и так далее. Люди занимаются другими вещами, себя прекрасно чувствуют. У меня получилось так, что я по этому пути пошел дальше. Если нужна тебе река – вступай в нее сколько хочешь раз. Если нет – так нет, что себя изводить.

Бабицкий:

– Есть ощущения – может, из детства, из ранней юности, которые сейчас – у каждого есть минута, когда тяжело, – и в эту тяжелую минуту вспомнишь что-то такое, и невольно хочется улыбнуться, может даже сквозь слезы. В чем счастье?

Лойе:

– Конкретных моментов я назвать не могу. Но были периоды счастья. Многие считают, что я бедный ребенок, у которого не было детства, что я был на работе, в то время как все веселились. Ничего подобного, у меня детство было еще веселее и насыщеннее, поскольку оно перемежалось интересной работой. Был фильм «Год хорошего ребенка», мало кому известный. Это был 91-й год, мне было чуть меньше 10 лет. Мы снимались тогда еще в Советском Союзе. У нас была командировка в Западный Берлин на съемки. У нас были Хельсинки, что-то еще. Я работал с Львом Константиновичем Дуровым, с которым я недавно пересекся. Еще с тех пор мы не виделись. Он меня даже вспомнил. Хотя я понимаю, что трудно. В общем, это было здорово. Могу вспомнить период тех же «некстов». Я помню, как все расставались, как все плакали и понимали, что надо остановиться, чтобы не превращать в поточную дребедень. Чтобы оставить кино, а не сериал делать. Как правило, воспоминания так или иначе связаны с хорошей работой, с хорошими людьми.

Бабицкий:

– То есть вы немножко работоголик?

Лойе:

– Немножко да.

Рогоза:

– С теми людьми, с которыми вы в детстве снимались в «Ералаше» – я имею в виду тоже детей, актеров – пересекались? Может быть, кому-то приходилось помогать?

Лойе:

– Я ни с кем отношений не завязал. Не знаю почему. У меня в том возрасте были друзья в основном не из кино, а из школы, моего личного окружения, не связанного с кино.

Рогоза:

– А по личным ощущениям было искушение – может, даже сломаться в какой-то момент. Маленький ребенок, такая всесоюзная слава, звездная болезнь.

Лойе:

– Про звездную болезнь как я могу рассуждать?

Рогоза:

– Но в метро наверняка узнавали – о, из «Ералаша».

Александр Лойе в сюжете «Школа моей мечты» («Ералаш», 1994 г.)

Лойе:

– Узнавали, да. Был период, когда я ничего не делал в силу того, что ребенок кончился, а дядечка еще не начался. Было много разных обстоятельств. И мало было кому нужно не то что детское кино, а кино вообще. Дорогу осилит идущий, я как-то не сомневался. Мне было чем заняться, была учеба, потом начался институт. Как раз на первом курсе института начался «Next». Конечно, этого не хватало. Но было чем заняться, я не депрессовал. Конечно, страшнее, когда это происходит в 40 лет. Был такой период, и прошел.

Бабицкий:

– У нас в современном искусстве такое время: если ты ничем не эпатируешь – есть огромное количество хороших, достойных людей, – но если они не засветились в дуэте «Тату», условно говоря, то в дальнейшей карьере у них все будет не очень хорошо, не заладится. Нужны какие-то скандальные заявления: внебрачная дочь, которая родилась где-то – и об этом напишут все желтые газеты. Обязательно нужен скандал из серии: он изменил любимой жене с подругой этой жены. Сейчас, к сожалению, именно такие методы применяются, чтобы возбудить интерес публики ко всему остальному. Как вы относитесь к этим тенденциям, не бывало ли такое, чтобы вас пытались использовать в черном или светлом пиаре?

Лойе:

– Начнем с группы «Тату». Я хочу сказать в защиту. Если сравнивать с эталонным образцом пиар-истории, с Голливудом – то у тебя есть пиар-менеджер, который занимается тем, что про тебя писать, что не писать, с кем общаться, а с кем нет, какая ложь допустима в эпатаже. У нас с этим туго, и фантазия у людей убога. Все вертится вокруг «кто с кем переспал». Я думаю, все возможно, если это система. Не просто так: про меня забыли, дай-ка я сейчас брякну. А когда это налаженная, систематизированная история, у меня нет пока необходимости этим заниматься. Может быть, если бы я привлекал к себе внимание таким образом – может быть, я и вылез быстрее, активнее. Но я не вижу такой необходимости.

Бабицкий:

– Понимаю, что разница между Укупником и Киркоровым в том, что у одного плохой пиар-менеджер, а у второго – хороший.

Рогоза:

– С другой стороны, может быть, там все честно: одному нужно, а другому не нужно. Тот – боец невидимого фронта, этот – боец публичного фронта.

Лойе:

– За этих двоих ничего вам не скажу.

Бабицкий:

– Странно. Мы учимся у Голливуда, но там такие примеры, как Марлон Брандо или Роберт де Ниро, обходились без всяких попыток.

Лойе:

– Брандо не нужен был никакой эпатаж или Николсону. Просто были такие отморозки, они были в этом абсолютно искренние, не пытались никого этим удивить. Это да, идеальный вариант.

Бабицкий:

– С точки зрения российского кинематографа. Если певец эпатирует – это понятно. Он зависит от концертов, чем больше он на слуху – поехал. Актеру вообще теоретически это нужно? Наверное, прослойка его работодателей узка и понятна, страшно далеки они от народа.

Лойе:

– Учитывая, насколько сейчас стала тонка и прозрачна грань между актерами и представителями шоу-бизнеса – когда половина актеров запела, а половина певцов заиграла в кино, – думаю, наверное, наступит момент, когда надо будет с этим что-то делать и писать, что кто-то кому-то прострелил ногу, или ограбил квартиру, или переспал с женой друга.

Бабицкий:

– Вы учились несколько лет по системе Станиславского вживаться в образ. А есть ситуации, которые бьют это козырную карту джокером, который называется: был замечен в постели с Мадонной. Все! И уже не спасет ни театральное образование, ни огромный опыт. За плечами все равно будут все говорить: ну ладно, это хороший актер, но он в постели с Мадонной был. Пусть он бездарность, пусть никто, пусть на Евровидении не выступал. Но теперь он крутой. Наверное, вот так все происходит.

Лойе:

– Зависит от того, кто что себе выбрал. Все равно, кто известен благодаря постели с Мадонной или кем-то еще – он хорошим артистом стать не сможет. Может, и сможет, может он действительно хороший артист. Это вещи невзаимосвязанные.

Бабицкий:

– Сейчас многие артисты снимаются в рекламе.

Лойе:

– Я когда-то тоже этим занимался.

Бабицкий:

– Интересно, что происходит в таких ситуациях: приносят мне продукт – вот этот я не буду рекламировать никогда, а здесь с удовольствием. Что можно, а что нельзя. Что достойно рекламировать артисту, а что нет.

Лойе:

– С хорошим сценарием и с хорошим режиссером достойно все.

Рогоза:

– Вы не пробуете продукт, о котором будете говорить?

Лойе:

– Что значит – не пробую?

Бабицкий:

– Вы говорите: если сценарий хороший, режиссер хороший – то можно рекламировать, к примеру, зубную пасту, которой вы в принципе не пользуетесь?

Лойе:

– Абсолютно. А вы думаете, что все, кто это рекламируют, этим пользуются?

Бабицкий:

– Мы старались в это верить. Мы думали, что там честные люди.

Лойе:

– Кто-то заключает контракт на использование этой продукции. Но как правило речь идет о том, что видно на публике: часы или украшения. А какой зубной пастой ты чистишь зубы – никто кроме тебя не узнает.

Бабицкий:

– Рекламные доходы считаются очень мощными. Они бывают гораздо больше, чем доход от фильма, который получает артист. Нет ощущения, что артисты – применительно и на себя тоже – стараются сыграть хорошую роль, или музыканты съездить на Евровидение, чтобы потом дороже продавать я в рекламу, брать больше денег за корпоративы и прочее. Нет ощущения, что и в актерской среде капитализм победил, и это не тот капитализм, о котором мечтали большевики?

Лойе:

– Такие вопросы задаете – что мне сейчас говорить за всех? Откуда я знаю – кто-то так делает, кто-то не так делает. Естественно, капитализм идет так или иначе. Естественно, что у нас он местами уродлив и неблагополучен. Но в любом случае это нормально. Я считаю, это ханжество: как так, он артист, снимается в рекламе. Если реклама позорная – она ничем не позорнее плохой роли, я считаю.

Бабицкий:

– У нас в гостях Александр Лойе, актер, человек с большими интересными мыслями, как мы выяснили. Сейчас будем говорить про весну, про женщин и про короткие юбки. Лейтмотив всей этой весны: когда же наконец придет солнышко. Девушки начали надевать короткие юбки прямо по календарю: март месяц, снега, а они уже ходят, радуют глаз. Но при этом возникают неожиданные вещи. Во многих учреждениях появляются дресс-коды: что-то вы слишком рано, юбка должна быть не короче 40 сантиметров. Там специальные люди на входе стоят, линейкой замеряют. Нас эти новости пугают и шокируют.

Лойе:

– Это очень мудрые люди, они заботятся о женском здоровье, которым они часто пренебрегают.

Бабицкий:

– Вполне возможно. Но они и летом об этом будут тоже говорить. Все либо хвалят падение нравов, либо ругают падение нравов. И говорят: огромное количество коротких юбок приведет нас – куда? Версия Александра Лойе.

Лойе:

– Я считаю, что может быть любая длина юбок, главное – не превращать это в ханжество. Мерилин Монро мини-юбок не носила, тем не менее как была секс-символом, так и остается. Дресс-коды – это от лукавого. Не то что я считаю неправильно, а просто глупо. Мини-юбка и красивые ноги – это прекрасно.

Бабицкий:

– Все сразу делают знак равенства и говорят: они ходят в мини-юбках, а потом раздеваются и в фонтан в ГУМе ныряют в знак протеста, совсем уже с ума сошли. Выступление неформальной молодежи этой весной – оно тоже говорит о том, что весеннее обострение все-таки существует. Вам эти акции протеста типа «Пусси-райт»?

Лойе:

– Я считаю, что все с ума посходили в последнее время. Не знаю, с чем это связано – наблюдается истерия: одни протестуют, другие их защищают. Причем, это как мне кажется протес ради протеста. Потому что это проявляется во всем: в юбках, надо или нет переходить на летнее время. Мне кажется, надо просто дать повод – и тут же соберется партия, объединение, коалиция, и пойдут нырять в фонтан, выходить на Пушкинскую площадь, какие-то статьи писать. Это не то что пугает, но настораживает.

Бабицкий:

– То есть ни с ними идти, ни против них не хочется?

Лойе:

– Думаю, это просто истерия как обострение, надо просто подождать, пока это все пройдет. Если бы действительно был предмет дискуссии, что действительно назрела какая-то проблема, и есть ее сторонники, противники – можно было бы поговорить. А сейчас это происходит по каждому поводу.

Бабицкий:

– Ну хорошо, есть проблема, есть дискуссия: Мадонна приезжает в Петербург. В Петербурге запретили пропаганду гомосексуализма из правильных побуждений. И Мадонна, которая приезжает туда.

Лойе:

– Из каких – я не в курсе.

Бабицкий:

– Там простая история. Запрещена любая пропаганда, чтобы не было развития педофилии и гомосексуализма. На самом высоком уровне, Законодательное Собрание, губернатор закон подписал. Сейчас его пытаются на всю Россию попробовать применить. Но вопрос в чем. Мадонна приезжает, на концерт ее соберутся те люди, против которых данный закон существует. И уже сейчас налицо конфликт. Даже церковь высказывается, что хорошо бы заминировать то здание, в котором Мадонна будет выступать. Здесь не перегибаем палку?

Лойе:

– Да везде перегибаем палку. Я, например тоже против этой пропаганды, так же как против и такого запрещения. Что можно запретить – этих людей? Статью уголовную вернуть, ставить к стенке – можно много чего сделать. Я против гей-парадов – не считаю, что это необходимо. Есть такие люди, они живут по своим принципам, законам – ради бога. Но я не хожу с плакатом, что я самый рыжий, по улице, не собираю за собой.

Бабицкий:

– Думаю, тысяч 20 легко бы собралось на какой-нибудь площади.

Лойе:

– А дальше что? Собраться и сказать: мы рыжие – а что дальше? Нас тут же запретят, если мы это сделаем, объявят вне закона.

Бабицкий:

– Эти проявления протеста, думаю, начинаются на кухнях. Люди собрались, начинают что-то бурчать. Потом пошли на улицы. Вы в кругу актеров, артистов, может быть тех людей, с некоторыми общаетесь – эти проблемы обсуждаются?

Лойе:

– Нам есть чем заняться кроме протестов. И слава богу. Потому что когда есть работа и когда она тебе интересна – неинтересно ходить на концерт Мадонны, или против концерта Мадонны. Ты можешь придти на концерт Мадонны, получить от этого удовольствие. А кто там будет находиться – уже второе.

Бабицкий:

– По законам любого государства Мадонне наступает пенсионный возраст, и это открывает новую страницу в эпохе выступления.

Лойе:

– Она должна будет платить в пенсионный фонд, выступая здесь?

Бабицкий:

– Во всяком случае он налоги все-таки отдаст за сборы от концерта, об этом договорились в России. Интересно другое. У нас сейчас на эстраде интересное происходит, говорят: Мадонна поет лучше многих других, молодых. Бурановские бабушки – это вообще феномен, три года подряд о них говорят. Сейчас они поедут на Евровидение. Наверняка в десятку войдут, чего давно не было. Почему в бой идут одни старики? Где талантливая молодежь? Она реально не может пробиться, или это лень и видение в социальных сетях вместо того, чтобы работать?

Лойе:

– Я не знаю, где причина, где следствие. Не скажу за всех, за Европу, за Америку – глядя на наших, скажу, что не особо нужны таланты. Есть некие лица, некий образ. И этого сейчас вполне достаточно. Не знаю, связано ли это с социальными сетями. Может, поэтому и люди на митинги ходят. Потому что если все время сидишь в сети, хочется выйти, чуть-чуть размяться, и это приводит к нездоровому возбуждению. Мы говорили про систему Станиславского: если есть засвеченное в шоу-бизнесе лицо – почему бы его не позвать. Если это материал ширпотреба, легкая комедия – он вполне с этой задачей справится. Потому что шоу-бизнесу нужны артисты. И если он не может делать чего-то такого, что может Аль-Пачино или Брандо – хуже от этого фильм не станет. Потому что там не надо этого делать, нет в этом необходимости. Сейчас никто не снимет «Адвоката дьявола». Он не нужен сейчас, у нас во всяком случае точно. Потому что половина ничего не поймет, не оценит и скажет: а почему это, почему он не согласился, что он застрелился? Родной отец, ему предлагают – все бы имел. Такие вещи, которыми народ не то что пренебрегает, а он искренне не понимает.

Бабицкий:

– Вы говорили о сети: вы сами присутствуете в сети?

Лойе:

– Нигде и никогда. Если где-нибудь в любых контактах, твиттерах когда-нибудь буду – но пока меня нет, и все что есть от моего имени – это все не я.

Бабицкий:

– А почему? Все говорят: с одной стороны это злой Интернет, а с другой там очень много интересного.

Лойе:

– Всем, кто задает вопрос: а почему, я задаю вопрос: а зачем?

Бабицкий:

– Это легко объяснить. Джастин Бивер – импортная звезда, которая миллиарды просмотров в Твиттере собрала, в Яндексе, в ю-тубе. Раньше как было: услышал песню, допустим, «Дип Перпл» – по радио ее не крутят, по телевизору никогда не будет. Нужно идти, где-то у друзей искать пластинку, каким-то образом себе списывать, чтобы слушать, подбирать на гитаре. Сейчас набираешь заветные слова – миллион ссылок, что хочешь смотришь. Это очень легко, доступно. И многие таким образом делают себе карьеру. Когда мы говорим, что молодежи трудно пробиваться. Потому что принесешь демозапись продюсеру – тот ее бросит в корзину и забудет. А тут клип выложил, снятый в гараже или на кухне – и вот, уже польза. Его посмотрели 5 тысяч человек, у тебя есть своя аудитория. В этом, наверное, польза Интернета.

Лойе:

– С одной стороны это польза, с другой – каждый может взять мобильный телефон и снять клип. И куда падает уровень этого видео? Он становится законодателем моды. Любой степ, любое сказанное в камеру становится событием. Если кто-то сказал умную мысль – он становится звездой. Понятно, что во времена группы «Дим Перпл» эту мысль никто бы не услышал и не оценил. Сказал бы: ну очень хорошо, что дальше?

Бабицкий:

– Почему не то что комедии стали несмешные сниматься – почему в старых комедиях больше юмора, чем в современных? Может быть, больше понятного юмора, или по-другому тогда снимали? «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука».

Лойе:

– Потому что тогда людей надо было смешить. Он тогда не стал бы ржать от «опа». И Гайдай, мне посчастливилось у него сыграть в «На Дерибасовской хорошая погода», его последняя картина – я очень хорошо помню, что он запрещал смеяться на площадке. Он это совершенно правильно объяснял тем, что если вам смешно сейчас – то им потом смешно не будет, кто будет это смотреть. Комедия – дело серьезное. И все, что придумывалось – это был очень тщательный отбор: это оставим, а это отберем, а тут сделаем это. И все гайдаевские фишки, его вещи, его юмор – по моему впечатлению, он снимал мультфильмы. Только то, что было нарисовано, он ухитрялся снимать с живыми людьми. Поэтому он останется легендой. А то, что снимается сейчас – очень мало надо человеку сейчас, поэтому очень легко стать популярным.

Бабицкий:

– А если мы говорим о массовом кинокомедийном продукте – есть такая тенденция, что для режиссеров и людей, которые выпускают эти фильмы, главное – отбить бюджет. Пригласить звезд, на которых сто процентов пойдут в кинотеатры. И уже не имеет значения, что мы там снимем.

Лойе:

– Мы снимали фильм год назад под названием «Пять невест» Карена Оганесяна. Я считаю, прекрасная получилась комедия. Ничего там нет – также сидели, сочиняли, придумывали, хохотали. Я считаю, что получилось прекрасно. Во всяком случае на фоне тех комедий, которые сейчас идут. Естественно, бюджет отбивать надо. Но кто мешает это делать достойно и добиваться этого своим талантом, а не с приглашенными звездами. Хотя состав там звездный – будь здоров. Это делалось как кино, сочинялось как кино. И получилось очень достойно, я считаю. Поэтому одно другому не мешает.

Бабицкий:

– Когда говорят об эталонах юмора, всегда вспоминают Чарли Чаплина к месту, не к месту. Говорят: Чаплин в немом кино, где звезд вообще не было – и все равно все хохотали. Потому что даже настоящий юмор может быть без слов. Но мы вступаем на скользкий путь. Потому что о, что один раз сделал Чаплин – это было смешно. Сейчас повторяют многие, и это уже не так смешно. Может, надо открывать новые технологии юмора? Или «Комедии клаб» – и на этом остановились?

Лойе:

– Технологии технологиями, а все равно, как бы все ни причитали – идет 3D, идет рисованное кино, «Аватар» и прочее – все равно любые «Аватары» рисуются с живых людей. Говорят: не будут нужны актеры, будет 3D моделирование, можно будет снять кино на компьютере, не выходя из комнаты, и будет блокбастер. Ничего подобного. Все равно обрабатывается, цифруется живой человек, актер. Он стоит во главе угла. Все эти штуки, какой-нибудь «Шрек», мультики – все равно их озвучивают и играют живые люди. и все равно это не заменишь никакой технологией. Можно добиться более зрелищного результата, впечатляющих масштабов. Но в любом случае это все работа живого режиссера с живым актером.

Бабицкий:

– Если помечтать – с кем из актеров-мужчин – наших, зарубежных, ныне живущих или ушедших в мир иной – хотелось бы сыграть, чтобы чему-то у него научиться. И с кем из женщин – просто потому что будет приятно побыть с ней в кадре?

Лойе:

– Мне жаловаться грех, потому что еще до своего совершеннолетия я успел поработать – мало кому доводилось поработать с таким количеством людей в таком возрасте, с народными артистами еще СССР. И я многому научился. Мне очень жаль, что я не успел поработать с Евгением Павловичем Леоновым. Причем, была история – мы должны были с ним сниматься то ли в одной рекламе, то ли еще что-то. Может, я путаю, но что-то такое было. Это было как раз незадолго до того, как его не стало. Я что касается женщин.

Бабицкий:

– Мы ждем ответ – Анджелина Джоли.

Лойе:

– Нет, не дождетесь. Никогда эта женщина не была для меня эталоном красоты и сексуальности. У нее был на мой взгляд удачный образ, когда она была молодая и безбашенная. Потом она выросла, она хороша собой безусловно. Но сказать, что ох и ах – я не могу.

Бабицкий:

– Тогда кто?

Лойе:

– Я не знаю.

Бабицкий:

– Пусть это останется тайной. Спасибо Александру Лойе, который принес огромный мешок счастья. Раздавал его килограммами на нашей волне.