Виктор Сухоруков: «Я заходил в кафе и подъедал за людьми»

Виктор Сухоруков: «Я вчера интересно жил, и после 60 я буду жить интересно. После инфаркта мне говорят: три шага не поднимайтесь. Ползите, сидите, не ешьте, не пейте, не спите. Как это так? Да пошли вы все к чертовой матери! Помирать – так налету и на ходу! На скоростях»; «…Доходило до того, что я приходил… Впервые рассказываю. Не стыдно… Я заходил в кафе и подъедал за людьми картошку или винегрет или хлеб в бумажку заворачивал и уходил. Вот до чего упал».

Ведущий – Александр Нечаев.

Нечаев:

– Виктор Сухоруков известен широкому кинозрителю, как брат из одноименных фильмов «Брат» и «Брат-2». А так же по многим другим работам в кино и в театре. В канун 60-летия артист пришел в студию радио и телевидения «Комсомольская правда» и откровенно ответил на наши вопросы. Виктор Иванович, 60 лет, пенсионный возраст. На вас посмотришь, не верится… Как вы относитесь к этой дате?

Сухоруков:

– Если вы не верите, почему я в это должен верить? Что такое юбилей, если вы говорите о шестидесятилетии? Это документ, цифра в паспорте. Все остальное от природы, от внутреннего состояния человека, от его мироощущения. Пенсионный возраст… А в Норвегии в 65 лет или в 70 на пенсию люди уходят. Если ощущать себя человеком земли, природы, то нет понятия пенсионного возраста. Есть понятие, желание жизни, возможности твои, ощущения внутренние. Насколько я способен бежать и творить, любить, обращать внимание. И самый главный юбилей там, где заканчивается возможность внутри меня самого удивляться миру, восхищаться им и желать познавать его дальше и дальше.

Я в многоточии. Нет у меня юбилея, друзья! Вы говорите, кокетничает. Хитрый, оригинал. Оригинал, хитрый и кокетничаю. И, тем не менее, моя позиция – для меня не существует юбилея. Я вчера интересно жил, и после 60 я буду жить интересно. И даже если мне не дадут такой возможности, я придумаю себе интересную жизнь.

После инфаркта мне говорят: три шага не поднимайтесь. Ползите, сидите, не ешьте, не пейте, не спите. Как это так? Да пошли вы все к чертовой матери! Помирать – так налету и на ходу! На скоростях. Шестьдесят для меня не точка. Многоточие.

Нечаев:

– А было время подведения итогов?

Сухоруков:

– Это значит, завершение и окончание чего-то. Нет у меня точки! До тех пор, пока я не буду задавать вопросы будущему, нет точки! Отсутствует подведение итогов. Подводить итоги можно урожаю, планам, событиям и явлениям, которые я планирую в своей жизни. Или завершу их, продолжая жить. Если я буду говорить о подведении итогов, значит, я где-то задумываюсь или подразумеваю, что это конечная станция. Я на полустанке.

Нечаев:

– Но жизнь каждого человека состоит из каких-то отрезков…

Сухоруков:

– Так и говори!

Нечаев:

– На сколько отрезков вы свою жизнь делите?

Сухоруков:

– Я ее разграничил на три жизни. Конечно, сидит перед вами состоявшийся и получившийся человек. Успешный, удачный и счастливый. Хотя полна голова проблем, забот, печалей, вопросов, тревог, вздрагиваниями. Я встревожен. Но все равно, я живу в этом мире счастливо. Только потому, что я осознаю этот мир, чувствую его. Я хочу быть частью своей страны, своего города, своего дома, подъезда. Я злюсь иногда на уборщицу, на полицейского, работника в театре. Может быть. А как без этого?

Что такое этапы моей жизни… Три. Почему разграничил на три? И когда я сказал об этом, ваш брат-журналист спросил: а четвертая какая? Не знаю. И будет ли она? Я сегодня пребываю в некоей гармонии с самим собой, со своей профессией, я помудрел, научился быть воспитанным. Я приучил себя демонстрировать свою интеллигентность. Почему демонстрировать? Потому что сказать, что я интеллигент не могу. Это приобретение моих прожитых жизней.

Почему три жизни? Потому что я в каждом отрезке, как мне показалось, есть начало и конец. Я словно начинал и сам завершал некий процесс. Процесс – есть многоточие. Результата пока нет. После смерти можно будет посмотреть результат этой жизни или процесс. Пока меня помнят, пока обо мне говорят, пока я буду для кого-то в воспоминаниях возникать – это процесс. Мои три жизни имеют начало и конец.

Первая жизнь: родился, детский садик, школа, мечта быть актером. Были свои детские мечты: попасть в «Артек», вера в коммунистическую партию. Я писал стихи, посвященные Мавзолею Ленина. Это желания пойти в армию. Действительно, я тянулся к тому, что не имел в жизни. Не было театром профессиональных в городе Орехово-Зуево. В кинотеатрах крутили франко-итальянской, индийское кино, немножко «Дефа» (Германия) и, естественно, советское. И я в коробку обувную скупал открытки артистов, художников и так далее. Я тянулся к тому, чего не было вокруг меня – к прекрасному. И с этой мечтой меня принимают в ГИТИС имени Луначарского. И вдруг я понял, что боюсь уезжать из Орехово-Зуева! В ста километрах Москва! Я рвал когти, чтобы там быть. Без блата, без вихляний и интриг. Вдруг – принят! Я даже справку взял, настолько я не верил. И я с этой справкой шел по субботнему городу! В городской парк, танцы… И я поехал в Москву. Вот она первая жизнь.

Вторая жизнь, как ни странно, она самая кромешная, самая разнообразная, калейдоскопичная. Она кружила и над драмой, над комедией. Все жанры, которые существуют на земле, они уместились во вторую жизнь. Я поступил в институт. Я в Москве! Заканчиваю вуз, еду в Ленинград. А я до этого никогда не был в Ленинграде! И вдруг меня приглашает Петр Наумович Фоменко, которого назначают главным режиссером театра комедии. На Невском проспекте! Ребята! Гулял, пьянствовал, куролесил… И понеслось. Меня приговаривали, уговаривали, наказывали, лишали, переводили, ломали, воспитывали. Вплоть до того, что Слава Захаров, талантливейший актер, схватил меня за шкирку и повез в институт мозга, в Бехтеревку. В пятое наркологическое отделение. Потому что директор собрался меня выгонять! И он меня выгнал из театра. И Славка стал меня защищать: «Я его вылечу! Я его спасу!».

Именно во второй жизни была карусель, которая крутилась. А я на ней и стоя, и лежа, и сидя, и боком. Крутила меня эта карусель так, что как удержался, как не свалился… Вдруг дошло до того, что на 5-й линии Васильевского острова цыгане торговали портвейном. И я снимаю с себя последнее – индийский джемпер из козьего пуха, он стоил тогда 70 рублей, большие деньги. Иду к цыганам, и они мне дают бутылку. Я: «Хотя бы еще одну!» – «Иди отсюда!». Ни курева, ни денег, ни жизни, ни счастья. Ничего! Никого. На столе нет скатерти. Черно-белый телевизор сгорел. Выключен свет за неуплату. Вот-вот выключат телефон. Все! Конец! Точка! Доходило до того, что я приходил… Впервые рассказываю. Не стыдно. Потому что сегодня я перед вами сижу в галстуке! Я заходил в кафе и подъедал за людьми картошку или винегрет или хлеб в бумажку заворачивал и уходил. Вот до чего упал.

Меня потом спросят: вы жалеете об этом? Ни о чем не жалею! Я из всего сделал уроки. И вторая жизнь закончилась, когда я бросил пить, курить. Я понял, что можно жить по-другому. Но для этого надо опрокинуться в себя самого и сказать: чего ты хочешь? Я однажды вечером в огромной кромешной пустоте жизни моей в коммунальной квартире на Васильевском острове сидел весь обосранный… Работал тогда грузчиком, мешки таскал… А мешки были тяжелее меня. И думал: что делать? Как жить? И словно голос сказал: хочешь по-другому? Хочу! И лег спать, проснулся. И начал жить по-другому. И она, эта жизнь, вторая, закончилась в 89-м году. Юрия Мамин меня утвердил на главную роль в фильме «Бакенбарды». Третья жизнь сегодня продолжается.

Виктор Сухоруков предпочитает жить интересно

Нечаев:

– Третья жизнь самая известная публике. Она для вас по потрясениям может сравниться со второй?

Сухоруков:

– Я по природе своей эмоциональный человек, импульсивный, темпераментный. Желающий быть умнее и красивее себя, талантливее. А для этого нужно трудиться и учиться, думать, наблюдать. Вот и все. Надо быть жадным до жизни.

Когда вдруг у меня стало получаться… Вы что думаете? Когда в финале второй жизни голос мне сказал: хочешь, давай по-другому… Этот голос мне сказал, что легче и лучше не станет. Тяжело будет. Я приготовился, уходя из той жизни, ни к радости, ни к счастью. К некоей серой рутинной своей жизни. Я себе нарисовал дорогу: театр – дом – магазин… Узенькая. На нее хватило бы одной пары ботинок. Но вдруг, друзья мои, поверьте! Если вам кто-то скажет, что бога нет, это не вопрос и не утверждение. Нет дискуссии на тему: есть бог или нет. Есть другой вопрос, более масштабный. Есть вера или нет веры? И вот там, в ответе на этот вопрос, и существует суть бога. Накал моей жизни третьей такой же яркий. Я перестал бояться. Я стал в меру бесстыден, почувствовал цену себе. Загордился собой. Не гордыня, а именно загордился, не зазнался. Я себя прочувствовал. Стал себя подавать честнее. И третья моя жизнь полна интереснейших событий и чудес! Мне боязно, не страшно. Я не стесняюсь. Третья жизнь… Открылись ворота, и кто-то говорит: «Иди!».

Нечаев:

– Тот же голос, что и во второй?

Сухоруков:

– Конечно! Я пошел. Как не по своей дороге. Словно реинкарнировался. Оболочка осталась. А все оттуда вынули, старое и изношенное, потерянное, измученное и пьяное… Натолкали что-то новое. Я иду по жизни сегодня и великие режиссеры, потрясающие сценарии великолепные роли! У меня одних призов – мебели меньше!