Как челябинец воевал с первых дней Великой Отечественной, но не убил ни одного немца

Так осваивали пулеметную стрельбу в тире.

Фото: из архива героя публикации

Вместо польского креста дали советский орден

В Польше моего отца представили к награждению «Крестом Грюнвальда» I-й степени. Странно. Крест первой степени давали командирам в высоких чинах, а он был всего лишь гвардии майором, начальником штаба полка. За какие заслуги честь?

В детстве меня это не интересовало — ну, не дали же! К награде представили, но через некоторое время отец чуть не попал под расстрел. В одном из замков Кракова он во время банкета подрался с танковым генералом и спустил его с лестницы. Чем очень гордился!

Жизнь отцу спас командир полка, который за него заступился: война, мол, близится к концу, а вы — расстреливать! Да еще сыграл свою роль тот факт, что причиной конфликта была женщина. И генерал выглядел в нем не в самом лучшем свете. Быть бы мне сыном героя Польши, а так…все обошлось сносно. В звании Ивана Смирнова не повысили, а вместо польского креста дали советский орден — Отечественной войны I степени.

Бывший батрак — курсант Ленинградского пехотного училища

Фото: из архива героя публикации

Как батрак чуть не стал офицером-интендантом

В молодости у отца была безупречная репутация — сын бедняка, батрак. Пришла ему мысль стать офицером. Но поздно — прием в военные училища был закончен. Они написали письмо Сталину, и вот чудо — парней пригласили в военкомат. Тогда все, что было связано с именем вождя, делали быстро. Комиссар поинтересовался, в какое училище желают поступить сыны трудового крестьянства.

— Интендантское! — сказал Иван Смирнов. Значение этого слова он не знал, но уж больно красивым оно ему показалось. Интендант — звучит как!

Военком рассмеялся. И объяснил, что интенданты заведуют шинелями, портянками и прочими солдатскими вещичками.

И пошли в Ленинградское пехотное училище. Здесь крестьянским парням, которые куска белого хлеба не видели, и пахать привыкли, пришлось туго. Отец признавался, что здесь их так дрючили, что не раз приходили мысли о самоубийстве. Но умирать было рано. Жизнь еще пригодилась.

Таким был комбат Смирнов — совсем молоденький/

Фото: из архива героя публикации

Не попал в диверсионную группу, так как не знал родной финский язык

Во время финской войны началось формирование народной армии, в которую набирали людей, имеющих карельские и финские корни. Финны, как бы сами себя освобождали! В основном, брали людей из Ленинградского военного округа. Делалось это наспех.

Отец был в финской армии командиром взвода. Тут его неожиданно сняли с фронта и отправили в отпуск. На целых две недели. А после отпуска в особом отделе спросили:

— Финский язык не забыл?

Оказывается, в отпуск его отправили перед заброской в тыл к финнам в составе диверсионной группы. Но так как язык он не знал, в диверсанты его не зачислили.

Но и на обычной войне отцу досталось по полной. Воевал в пехоте до последнего дня. Удачно — не был даже ранен. А из тех, кого забросили в финский тыл, говорят, никто живым не вернулся. Хотя кто знает — дело было секретное.

После войны попал служить в ВДВ. Десантники прыгали с дирижаблей, транспортных самолетов и бомбардировщиков. Выглядело забавно: в самолете было бревно, которое ставилось под наклоном и десантники скатывались по нему через люк вниз. Забава? Ну, да...

До земли долетали живыми не все — парашюты были ненадежные. Но за каждый прыжок платили неплохие деньги. После их дружно пропивали. Жили весело. Никто не думал о следующей войне.

На штабной работе.

Фото: из архива героя публикации

Нужен ли был приказ Сталина N 227 «Ни шагу назад»?

Сталинградская степь. И до горизонта — люди. Это бежит Красная армия. Страшно.

Никто не реагирует на крики «Стой!». Один из бойцов бежит с привязанной к спине минометной плитой — защита от пуль. Перепрыгивает через окоп, в котором сидел отец, и бежит дальше. Отец берет карабин и стреляет ему в спину. Пуля бьет по плите. Солдат на несколько секунд останавливается, замирает, но затем бежит дальше. Кажется, это бегство ничто не может остановить. Кроме приказа Сталина N 227, который получил название приказ «Ни шагу назад».

Нужен ли был приказ? Однозначно, нужен, считал отец. К войне мы были не готовы ни в каком смысле. Однажды он проснулся, а офицеров, кроме него, в полку нет — все арестованы. Началась война, а в роте одна на всех автоматическая винтовка в сейфе. И никто не умеет из нее стрелять. Для отца война началась в Белоруссии.

Как-то выслали в разведку офицера. Бежит он назад по полю, как собака, на четвереньках, и орет:

— Немцы, немцы!

Оказалось, что увидел на дороге пару немецких мотоциклистов. А наших (десантников!) был полк! Воспитывать людей было некогда. Знаете, зачем отец под Сталинградом носил саперную лопатку? Поднимал ей людей в бой, когда они оторваться от земли боялись. А он — командир батальона. И ему всего 24 года. И отступать уже некуда. Отступались до Сталинграда.

Кстати, он никогда не видел, чтобы саперными лопатами бились в рукопашную. И не только не видел, но и не слышал о таком. Хотя войну видел не со стороны.

Фронтовая фотография. До конца войны дожили не все.

Фото: из архива героя публикации

Немцы играли на гармошке и долбили по нашим окопам из минометов

На войне, когда не идут активные боевые действия, есть негласный закон: ты нас не трогай, и мы тебя не тронем!

Например, колодец находился на нейтральной территории. Никто не договаривался, но как-то так сложилось, что немцы с нашими солдатами ходили за водой по очереди. Никто в водоносов не стрелял, а те для вида имитировали скрытность передвижения.

Окопы противника были близко. Бывало слышно, как немец играет на губной гармошке. Сначала в окопе, а потом осмелел, стоит на бруствере, мелодию выдувает. А потом повернутся, снимет штаны и хлопает себя по ягодицам. Все смеются. Все, вроде, как люди.

У отца в батальоне была минометная батарея. Раз минометы есть, значит, должны стрелять. Вычислил он по таблицам, как в пехотном училище учили, траекторию стрельбы, и скомандовал «Огонь!». И сам был не рад. Немцы в ответ два дня по нашим окопам лупили, правда, с перерывом на обед. Как бы намекнули: мы же тебя не трогали…

И был один, который не стрелял…

Политрука убили утром на нейтральной полосе. Все затихло, и казалось, что боя больше не будет. Отец вылез из окопа и пополз к убитому. Зачем? А кто его знает.

Подполз и встал на колени. Припекало, и над лицом политрука роились мухи. Какое-то время отец завороженно смотрел на него. А потом поднял голову, и увидел, что метрах в 20, приспанный сеном, лежит немецкий пулеметчик. Пожилой, как ему показалось, дядька. Они некоторое время смотрели друг на друга.

Пулеметчик кивнул головой: мол, уходи! И отец пополз назад. Когда он плюхнулся в окоп, раздалась короткая пулеметная очередь.

И такое бывало.

Мама, мой дед Евдоким и дядя Дмитрий через 15 лет после войны достали свои фронтовые шинели.

Фото: из архива героя публикации

Батальон погиб в одной атаке

В отдельном батальоне отца было 800 человек — почти, как полк. Все — комсомольцы. И что очень редко в то время, все имели среднее образование. Батальон был почти полностью уничтожен в одной атаке. Осталось в живых 40 бойцов.

Немцы занимали небольшую высоту. Был дан приказ атаковать ее среди бела дня, без артиллерийской подготовки. Отец пытался протестовать, но командир полка заорал в телефон:

— Мальчишка, расстреляю!

Действительно, мальчишка — комбату было всего 24 года. Когда пошли в атаку, их накрыла артиллерия. Бризантные снаряды (особой закалки и с особой начинкой) взрывались в воздухе. Впереди бежал ординарец.

Раз — осколком ему срезает руку по плечо.

Два — и осколок входи в ногу отца.

Это Волжская флотилия, которая должна была подержать атаку, по ошибке накрыла своих. Из всего батальона осталось в живых 800 человек.

Сестру на счастье пронесли под Бранденбургскими воротами

В госпитале хотели отрезать ногу. Он был в сознании, и не дал. Этот осколок остался в ноге до конца жизни. После ранения отца направили на учебу в академию им. Фрунзе. Судьба хранила его, а ведь он форсировал Днепр, а потом Одер. Это была настоящая мясорубка. Освобождал Варшаву. Войну закончил в Берлине.

Моя мама — Мария Кашеварова, старшина медицинской службы, пошла на фронт в 17 лет. Так же форсировала Днепр и Одер. И встретились они в Берлине. Поженились, и через год родилась моя сестра Алла. Кто-то посоветовал на счастье пронести ее под Бранденбургскими воротами.

Смирнова Мария (справа) перед отправкой на фронт.

Фото: из архива героя публикации

Жаль, что в детстве мы мало слушали рассказы отцов. Война в кино казалась нам интереснее — вот где настоящие подвиги. Тем более, что отец сказал, что за всю войну он лично не убил ни одного немца. Он отдавал приказы и планировал операции. Помню, что он говорил:

— Умереть не сложно. Сложно выжить, и победить.

Он умер в 70 лет, на следующий день после праздника День Победы.

К ЧИТАТЕЛЯМ

Стали свидетелем интересного события?

Сообщите об этом нашим журналистам:

Редакция: (351) 7000-967 добавочный 10-10

Viber/WhatsApp: +7-908-0-953-953

Почта: kpravda@ya.ru

Автоответчик: (351) 7000-967 добавочный 11-00