Космонавт Александр Лазуткин в Молдове: «Американца мы тихо ненавидели, хотели прибить и выкинуть его в открытый космос!»
Александр Иванович Лазуткин в Кишиневе
Фото: Леонид РЯБКОВ
Герой России прилетел в Кишинев по приглашению общественной организации Dialogum и при содействии международного медиаклуба «Формат А3» и пообщался с корреспондентом «Комсомолки».
«Начальник отдела в Звездном городке приучал нас к Молдавии»
- Александр Иванович, вы — космонавт №353-й. Подавляющее большинство людей знают Гагарина, ну, Леонова, Титова, Терешкову... не кажется ли вам, что профессия «космонавт» нивелировалась, стала обычной?
- В этом плане она, конечно, нивелировалась. Летает столько, что нелегкое дело всех запомнить, да и не нужно этого делать! Мы стали уже теми людьми, которыми не нужно восторгаться. Ореол романтики есть, все атрибуты космонавтики, которые притягивают, они остались. Отношение изменилось. Профессия «космонавт» не дает всего людям, которые хотят вкусить романтики и приключений. На Земле полно приключений! Там, в космосе, все стараются сделать всё, чтобы приключений не было. За приключениями надо здесь, на Земле, куда-нибудь идти, стать охотником...
- Раньше все дети хотели стать космонавтами, сегодня этого, к сожалению, не наблюдается...
- Или к счастью. В этом нет ничего плохого! Эта профессия — не массовая сама по себе. В космос летают единицы. Если в отряд захотят пойти тысячи людей, все равно отберут лишь нескольких. Недостатка в кандидатах в космонавты нет, сегодня ощущается недостаток здоровых людей.
- Вы относитесь к тому редкому типу людей, которым все же удалось осуществить свою детскую мечту. Вы же с детства хотели стать космонавтом и стали им...
- Да, хотел этого с детства. Жил этим, книжек начитался. «Незнайка на луне» мне нравилась больше, чем «Незнайка в Солнечном городе». Фантастика следом пошла, завораживала... Книги же формируют внутренний мир. В отрочестве болел авиацией, но она была для меня лишь шагом к мечте.
- Республики СССР, каждая по-своему, участвовали в освоении, так сказать космического пространства. Молдавия производила космическую еду, карандаши «Кимек». Пробовали нашу космическую еду в тюбиках?
- В тюбиках — нет. Но я помню магазин в Звездном городке, в котором продавали молдавские продукты, молдавские вина. Они очень ценились, в Звездном городке ими гордились. Молдавские вина... Их нигде не было, а там они были! На «Энергии», где я работал, был начальник отдела, ему все время из Молдавии привозили вина. Он делал бутылочки для Звездного городка с надписями, например, «Станция «Союз-7». Он нас приучал к Молдавии!
Космонавты стали уже теми людьми, которыми не нужно восторгаться.
«Автографы у меня брали, когда я ждал папу Римского»
- Вы в космосе находились с американцами. Чувствовалась ли разница менталитетов, мешала ли она в работе?
- Американцы менялись, сначала был один, потом — другой. Когда я полетал с первым американцем (Джерри Линенджер, - прим. авт.), я понял, что с ними нельзя работать. Эти люди эгоцент-ричны, это не плохая черта, на самом деле. Сначала я, а потом все остальное. У нас в космосе было немало нештатных ситуаций, американец говорит: «Нам пора на Землю! У нас плохой воздух, черт те чем дышим!» У нас было мало кислорода, надо было его экономить, чтобы дотянуть до следующего «грузовика». Нам вычеркнули из распорядка дня физкультуру. Отсутствие физкультуры очень плохо сказывается на здоровье, намного быстрее, чем на земле, мышцы быстро атрофируются. И мы пошли на это. А американец — нет, он продолжал заниматься спортом. Мы — к нему: «У тебя совесть, вообще, есть?!» Он отвечает: «Ребята, это не моя проблема, это проблема Земли! Мы должны приземлиться здоровыми!». нам надо задачу выполнить, а у него мысли только о том, чтобы здоровым приземлиться... И таких моментов было достаточно много. Я этого американца невзлюбил, а в его лице — всю Америку! Но потом прилетел другой американец, оказался прямой противоположностью первому. Лет десять я пожил на Земле и понял, что и первый американец был нормальным, хорошим, но мы его вот так воспринимали. На самом деле, мы с ним даже не ругались, не было внешних признаков, что мы его недолюбливаем. Улыбаемся друг другу за столом, а внутри — ненавидим друг друга...
- Разве на Земле, до полета, не проводятся тесты на совместимость членов экипажа?
- Проводятся, но психология — такая штука... В космосе я вкусил по полной психологической несовместимости! В принципе, американца хотелось побить и вкинуть куда подальше! Но, при этом, мы всегда по-доброму друг другу улыбались. Надо было искать выход, потому что невозможно было ненавидеть человека и жить с ним рядом. Думал: «Побью его, он на меня обидится... Как же мы с ним после этого будем работать вместе?» Были моменты, когда меня раздражало, как причесывается мой командир, (Василий Циблиев — прим. авт.), вот раздражало, и все! Несмотря на это, я подлетал к нему именно в тот момент, когда он начинал причесываться... Надо было с этим бороться. Просто принимать людей такими, какие они есть. Принимать не сердцем, а душой. Людям надо учиться понимать себя, других. Моя бабушка, когда я ей показывал фотографии однокурсников, сразу точно показывала, кто из них хороший человек, а кто — не очень. «По глазам!» - объясняла она. Глаза отражают весь внутренний мир человека...
- В полетах, вообще, бывали драки между космонавтами?
- Ну, про это никто и никогда не рассказывает и не расскажет. Знаете, это как меня сегодня в вашем аэропорту пограничник спрашивает: «Космонавт? Космонавт... Военный, значит...» Я отвечаю, что гражданский человек. «Знаю я вас, гражданских! - машет он рукой. - Все вы военные!» Минут двадцать продержали, спросили о цели визита. Взяли мой паспорт, стали разбираться. Отпустили...
- Космонавты — люди суеверные, всегда соблюдают один и тот же ритуал перед полетом. А делятся ли они на людей везучих и не очень? Вот вы полетели в космос, с вами столько нештатных ситуаций за 184 дня произошло!
- Это тогда не рассматривалось как невезение, просто не до этого было. Когда приземлился, постоянно слышал: «Как тебе не повезло!» наоборот, мне не повезло бы, если бы со мной вообще ничего не случилось! Был бы неинтересен вам, я бы не научился так истории рассказывать! Мне хотелось второй раз полететь, чтобы узнать, что такое спокойный полет. Во время спокойного полета кто-то песни начинает петь, не имея голоса, стихи писать, на гитаре учится играть...
- А у вас практически не было свободного времени …
- Когда во время полета интервьюировали первого американца, слышу в наушниках его голос: «Конечно, у нас есть свободное время! Каждый вечер подготовка ко сну занимает два часа, люблю фотографировать Землю, пишу письма только что родившемуся сыну, смотрю кино...» Вот этим «кино» он нас очень удивил! Мы даже не знали, что у него на станции есть кино! Просто не говорил нам об этом. Я стал вспоминать, когда смотрел на Землю последний раз и понял, что это было больше недели назад! Кроме труб, проводов ничего не видел. Я как-то стал подсчитывать, сколько ночей я спал полных, у меня за полгода вышло не больше пяти! За 180 суток! Было несколько аварий, когда мы сутками работали... У меня там возникло желание — приеду, куплю краски масляные, мольберт, палитру и буду рисовать! Наверное, черно-белая жизнь на станции способствовала такому вот желанию. Так и не купил красок...
- В мире не так много космонавтов, которые сверху смотрели на нашу Землю. Наверное, вы ощущаете себя причастным к какой-то особой касте людей, отличных от других, с каким-то своим тайным знанием, тайным превосходством?
- У меня иногда возникают проблески такого. Особенно в метро это проявляется. Еду, смотрю на этих людей, думаю: «Они даже подумать не могут, что рядом с ними человек, который ОТТУДА вернулся!» Но такого, что я знаю больше, потому что побывал в космосе, этого нет. А все считают, что я знаю больше них. Это помогает мне делать вид, что я умный. Космонавтам люди очень верят! Но это уже ваша проблема!
- Бывает ли, что вас узнают? В том же метро, например...
- В метро — нет, никто не узнает. Один-единственный раз узнали. Стою на площади, подходят двое: «Вы - космонавт Лазуткин?» Автограф взяли. А это была площадь святого Петра в Риме. Я стоял и смотрел, когда Папа Римский появится. Кто это были такие, я не знаю. Повернулся, а их уже и след простыл...
СПРАВКА «КП»
Александр Иванович Лазуткин. Родился 30 октября 1957 года в Москве. 3 марта 1992 года зачислен в отряд космонавтов. Его первой космической миссией стал Союз ТМ-25, на котором он был бортинженером. По окончании института за успехи в учёбе получил предложение остаться на кафедре, где проработал до 1984 года. Затем стал инженером КБ НПО «Энергия», занимался подготовкой экипажей. С 1985 года углублял свои знания английского языка. 14 сентября 1989 года получил разрешение Главной медицинской комиссии к специальным тренировкам. 3 марта 1992 года был зачислен в отряд космонавтов. 5 марта 1994 года получил звание «Космонавт-испытатель». С 18 апреля 1995 года начал непосредственную подготовку к полёту в космос, был дублёром Юрия Усачёва при полётё экипажа «Союз ТМ-23».
10 февраля 1997 года Лазуткин отправился в свой космический полёт. Он провёл 184 дня и 22 часа на космическом корабле «Союз ТМ-25» и орбитальном комплексе «Мир». За время полета произошло небывалое количество нештатных ситуаций, в том числе, 23 февраля — пожар на станции, 25 июня — разгерметизация станции в результате столкновения с кораблем «Прогресс». 14 августа 1997 года экипаж вернулся на Землю. Герой России.