Никита Михалков: «Я никогда не играл в своих фильмах по собственной воле»

Никита Михалков: «Я никогда не играл в своих фильмах по собственной воле»

Его мастер-класс 4 июля стал первым в череде запланированных на это лето «уроков» от самых опытных и знаменитых режиссеров. Аудитория в Театре киноактера на Поварской вместила полсотни человек - из Москвы, Петербурга, Литвы, Молдавии, Саратова, Англии, Греции... «Ну все, я пошел» - присвистнул Никита Сергеевич, услыхав такую географию. На самом деле он, конечно, лукавит. Когда он в Америке мастер-классы давал, так к нему в компании актеров сам Пол Ньюман приходил «совершенствоваться».

За два с лишним часа Михалков рассказывал (и даже показывал!) студентам секреты, многие из которых будут интересны и нам с вами, обычным людям. Постараемся цитировать режиссера как можно точнее.

О режиссерах

- Сегодня в актерской среде все органично катится в тартарары. Вы, идя в сериалы, становитесь заложниками собственной фактуры и режиссеров, уровень которых серьезно упал - иногда до симуляции и полного непонимания, что такое режиссура. Актер обязан быть в порядке, оператор - разбираться в мизансценах, фокусе и свете, сценарист уметь писать, художник делать как минимум эскизы. А режиссер, случается, ни за что не отвечает. Такому хорошо снимать арт-хаус. У такого актер голый, как на Майдане, а сам он прикрыт аргументом «А я так вижу!»

- Станиславский - гений в том, что придумал систему для актеров со средними способностями. А Михаил Чехов - это высший пилотаж. И опираться в нашем обучении мы будем, кроме метода Станиславского, на учение Чехова и Вахтангова.

Хорошие и плохие актеры

- Если ты настоящий актер, зритель любит даже твои недостатки. Перестань хромать и он тебя возненавидит. Симулировать юмор и темперамент нельзя. Но сегодня это никого не волнует. Текст знаешь - камера, свет, пошел. Дюжев ко мне приехал со съемок, я его спрашиваю: кто режиссер-то. Не запомнил, говорит, маленький такой, в кепке. Но просто читать слова роли - это не игра. Потому что само слово не значит ничего. Михил Чехов рассказывал, как ходил на спектакль Соломона Михоэлса, поставленный на идише. Ни слова не понимал, пишет, но вышел зареванный. Потому что важна энергия. Вы можете пыхтеть, глаза пучить, но если ты не наполнен энергией - считай, слово не родилось. Вы должны перешагнуть через режиссера, которому все равно.

- Я не люблю массовые пробы - это как будто на базаре жеребца выбирают. И хорошо еще если жеребца, а не мерина. Я заранее виже только одного актера на роль в моем фильме. Как сразу видел Любшина в «Пяти вечерах».

- Хороший артист от плохого отличается только количеством освоенных штампов. У гениального их полторы тысячи, у хорошего - сто, у плохого - два. Это печально, но кому-то и двух хватает - катится как по рельсам. Будет играть, будут деньги платить - и отлично. Он обманет зрителя, но не Бога!

- Актер, как корабль в доке, - должен очищаться от накатанного, привычного и выгодного, открывая в себе новые возможности. Гармаш - талант, и он должен был в какой-то момент отказаться от образа мента и требовать себе Гамлета, а еще лучше Офелию!

- Мы вообще не владеем своим телом. Ну максимум на 10 процентов. Профаны те, кто говорит, что костюм для образа неважен. Император, затянутый в латы не повернет голову, глядя на входящего, - он повернется всем телом. Головой в короне, знаете ли, не махнешь, как урка.

- Мне в актере даже не так важно то, как он играет, как то, что он скрывает.

Пауза

- Чем длиннее и концентрированнее по энергии пауза, тем больший эффект произведет первое, сказанное после нее слово. Но на паузу надо иметь право. А то некоторые режиссеры думают: сделаю длинную паузу, пусть актер ходит туда-сюда вдоль забора и молчит - и это будет как Тарковский. А нифига! Тарковский это искусство и профессия, а вдоль забора - это шифрование пустоты.

Биологическая память

- Чем отличается порно от эротики? Посмотрите сцену любви в «Последнем императоре» Бертолуччи - там, где угадываются движения под шелковым покрывалом. Вы не видите тела, но вы все знаете, потому что включается ваша биологическая память. И это круче, чем любая немецкая порнушка.

Про больших актеров

- Жан Габен. Я обожаю его гениальное жульничество. Например, он должне сыграть сцену, когда его герой войдя видит мертвого сына. Так Габен что делает? Он снимает ботинки, носки, закатывает брючины и велит принести ему таз с ледяной водой. Потом под пристальным взглядом ошарашенного режиссера встает в таз - и его зрачки мгновенно расширяются как от взрыва! Все, снято! А потом все причмокивают - как сыграл!

- Николай Гриценко - Протасов в спектакле «Живой труп» в театре Вахтангова. Как ему сыграть опустившегося человека? Он обливает клеем носовой платок, высушивает его комком и сует в карман. В нужный момент на сцене он его достает и пытается высморкаться. Платок противно трещит, когда он его расправляет - полное ощущение, что его не стирали три месяца и он весь в засохших соплях. Деталь, скажете? Но она делает целый образ. Вот это класс, и это все метод биологической памяти!

- Снимался я с Крамаровым в картине про белогвардейцев. Савелия должны были расстрелять и все - эпизод, слова не скажешь, не развернешься талантом вширь. Он мне говорит накануне съемки - я себе все придумал. Меня всего надо расписать - все тело мелкими буквами. Когда меня будет расстреливать, я рвану рубаху на груди и офицер офигеет, начнет меня спрашивать что да как - это будет интересно... Расписывали Крамарова всю ночь от макушки до пяток. Утром сцена, мотор, рванул рубаху, и хоть бы кто посмотрел! Так и расстреляли. Но Крамаров все равно талантище. Я таких люблю. и еще сцена с ним: как-то Савелий сидит ест творог. Смотрит в тарелку. Его спрашивают: ты что развелся? - А ты ее видал?!! - вскидывается броском на несчастного Крамаров. Вот этим все сказано.

- Есть актеры, которые прямо требуют унижения и жестокости от режиссера, просто не могут без них сыграть. А есть наоборот, самостийные - со своей готовой концепцией: «Я так считаю, потому что!» Ни то, ни другое не лечится. И тогда приходится идти на эксперименты. Артист должен видеть, что он главный, его любят, он может делать, что хочет. Я работал как-то с таким - не буду говорить его имя, он очень известный. Пришлось пять раз прерывать сцену и хвалить: да, гениально, а вот тут можешь чуть-чуть по-другому? При этом я выгнал одну ассистентку (понарошку), потому что она «мешала» Великому артисту. И он, человек благородный, и из сочувствия к ней, принял все мои поправки. Так что везде нужен индивидуальный подход. Потом мы ему все рассказали, конечно. Похохотали.

- Правда, я сам, снимаясь в «Жмурках» у Балаюанова, придумал, что мой уркаган будет не просто страшным авторитетом, а идиотом и подкаблучником. Балабанов согласился, когла я ему это аргументировал. (в результате получилось еще страшнее - прим. Ред.) но моя настойчивость касалась только персонажа и все.

О себе

- Я никогда не играл в своих фильмах только по своей воле. Только в фильме «Свой среди чужих...», а в других - из жесткой необходимости. «Утомленные солнцем» - там Надя была маленькой, и я должен был быть рядом. В «Рабе любви» - потому что актер запил. В «Неоконченной пьесе для механического пианино» - потому что костюм шили на Стеблова, а он попал в аварию в Праге - и мы с ним одного размера. «12» - сроки поджимали, а Меньшиков отказался от роли за два дня до съемок. Там еще с Маковецким история была, когла я его пригласил в картину буквально накануне. Звоню: здрасьте. - здрасьте, изумляется Маковецкий, но меня не узнает. В бога веруете - верую. - В церковь ходите - хожу - вас услышали. Что, кто? - падает на том конце провода Сережа. Это я Никита, говорю - приезжай ко мне. Ему, оказывается, в этот момент маникюр делали, так он так дернулся от удивления, что раскромсал палец.